Фенрир. Рожденный волком - Марк Даниэль Лахлан

Мысли его блуждали, и те стихи, которые он слышал раньше, страдая от боли, снова пришли на ум:

Братья начнут

биться друг с другом,

родичи близкие

в распрях погибнут;

тягостно в мире,

великий блуд,

век мечей и секир,

треснут щиты,

век бурь и волков

до гибели мира;

щадить человек

человека не станет...[11]

Он заставлял себя снова и снова обращаться к молитве. Он был вынужден как следует напрячься, чтобы сосредоточиться, не слы­шать ничего, кроме слов внутри себя, и в то же время ему пришлось расслабиться, отказаться от обыденных мыслей, чтобы впустить в сознание Бога. «Почему ты избрал меня, Господи? Чего ты хочешь от меня?»

Деревья с набухшими почками, росшие вдоль реки, тянули к не­бу свои ветви, как будто тоже умоляя Бога дать им ответ.

На берегу что-то промелькнуло, какое-то светлое пятно.

Жеан вгляделся во тьму. Кто-то наблюдал за баржей всего в два­дцати шагах от них. Сначала Жеан решил, что там ребенок, но, ког­да баржа подъехала ближе, он увидел весьма странное существо. «Девочка», — решил он, точнее, кто-то женского пола. Она была нищенкой, поскольку ее тело прикрывало только грубое одеяло из грязной шерсти. Но ее лицо поистине заслуживало внимательного взгляда. Оно было и не детским, и не взрослым. Оно как будто за­стряло между младенчеством и зрелостью, чудовищно вытянутое, бледное и сморщенное, с горящими ненавистью глазами. Жеан по­думал, что она, наверное, умирает с голоду, однако невозможно го­лодать, живя у самой реки, где полно рыбы.

— Ты видел? — спросил Жеан, указывая на фигуру.

— Что? — спросил Фастар.

— Там, на берегу, ребенок.

— Я никого не видел, — сказал Фастар. — Ты, монах, с нами не шути, а то мы сами так пошутим, что не обрадуешься.

Жеан не мог поверить, что викинг не видел ребенка, однако, ког­да он сам обернулся, странного создания на берегу уже не было. Он снова сосредоточился на молитве, стараясь больше не думать ни о чем. Только то лицо так и стояло перед глазами, лицо ребенка, ко­торый видел слишком много страданий, лицо, сверлившее его не­подвижным взглядом, в котором он читал только враждебность.

Плот приближался к излучине реки, где на широком и низком берегу возвышалось несколько домиков. Большое деревянное рас­пятие стояло в начале дороги на Мон-Жу, по которой можно было затем попасть в Италию, в Рим.

— Это и есть то место, монах? — Вопрос задал Офети, толстяк и великан.

— Оно самое, — ответил Жеан. — Вы подождите здесь, а я схо­жу поговорю.

— Рабу не положено указывать хозяевам, — заметил Офети.

Исповедник смерил большого викинга мрачным взглядом.

— Ты сейчас на моей земле, — заявил монах, — и все, о чем меч­таешь, все, чего добьешься, зависит от меня. Если хочешь выжить, будешь делать так, как я скажу.

— Ты поклялся служить нам.

— И я держу слово, — заверил Жеан. — Вы сейчас нуждаетесь во мне, поэтому не позволяйте гордыне ослепить вас. Я послужу вам лучше всего, если сам вас поведу. Первое, что вам требуется сделать, — купить здесь одеяла и, если повезет, палатку или даже две. Местные крестьяне такое продают. Если в горах нам негде бу­дет укрыться, мы замерзнем насмерть.

Офети поглядел на исповедника и согласно кивнул. Затем повер­нулся к Фастару.

— У этих монахов в голове дерьма больше, чем в коровнике, — заметил он, — однако суть они улавливают прекрасно. Пусть ко­мандует нами до тех пор, пока от него есть польза.

На берегу их встретили недоверчивыми взглядами, однако ры­бак, сидевший тут же, проявил благоразумие и, заботясь о бла­гополучии семьи, не стал задавать северянам лишних вопросов. Жеан снова пояснил, что это его телохранители, нанятые сопровож­дать его на пути в Рим. Рыбак кивнул норманнам и забормотал, как сильно он благодарен Богу за то, что этих людей можно купить, по­тому что, если бы их нельзя было купить, вся страна лежала бы в ру­инах. Потом он взял их деньги и отправил своего сына за одеялами и двумя небольшими палатками.

Когда мальчик вернулся, берсеркеры пустились в путь во гла­ве с Жеаном направляясь к ледяным горам и долине черного святого.

Путь через горы был нелегок. Когда они немного поднялись, дождь сменился мокрым снегом, затем повалил настоящий снег. Снегопад прекратился, и новые потоки воды полились на холодные зеленые долины. На нижних склонах снег не лежал. Зато чуть выше все го­ры были укутаны белым саваном.

Они обогнули большое озеро с домами на берегах. Останавли­ваться на ночлег не стали, но Жеан срезал палку и сделал из нее крест, который понес высоко над головой. По этим дорогам посто­янно ходили пилигримы, пусть и не ранней весной, и местные жи­тели, кажется, ничего не заподозрили. Викинги трубили в свои ро­га и надеялись на удачу. Никто на них не нападал, им даже удалось купить немного хлеба. Переговоры вел Жеан, а норманны помал­кивали. По совету местных они нагрузили мулов дровами. Идти по горам будет холодно, и на стоянках им потребуется костер.

Тело мертвого монаха тащили на грубо сколоченных салазках. Запах гнили викинги переносили с трудом, хотя Жеан не находил в нем ничего отвратительного.

— Надо сварить его, чтобы мясо отвалилось, — предложил Эгил.

— А где нам взять такой большой котел? — поинтересовался Офети.

— Тогда сожжем его, — сказал Эгил. — Слушай, монах, а жаре­ный святой стоит столько же, сколько сырой?

Жеан ничего не ответил.

Когда они повернули на юг к перевалу, снег повалил хлопьями, а река, вдоль которой они шли, начала покрываться коркой льда. Бер­серкеры были северянами, и их одежда вполне подходила для такой погоды, однако днем им приходилось идти без остановок, чтобы не замерзнуть. Ночи у костра они проводили пусть без особенных удобств, но более-менее сносно, а вот еды было совсем мало, только рыба, которую викинги наловили в реке, и купленный хлеб.

По счастью, мертвое тело промерзло и перестало вонять. Горы подступали все ближе, темные стены вздымались до самого серого неба. Казалось, будто они находятся в нижней точке между двумя гигантскими волнами, которые зависли над ними на мгновение, прежде чем обрушиться. Пять дней пути — и волны исчезли, рас­творились в снегах. В долине было негде укрыться, и дрова подхо­дили к концу. Палатки стали настоящим спасением, хотя их бока раздувались, когда воины набивались внутрь. Зато в тесноте было теплее.

Северяне упрямо двигались вперед, глядя в землю под ногами. Если бы не дорога, натоптанная многими поколениями торговцев и паломников, они вряд ли смогли бы идти, они и так все время спо­тыкались и падали. Никто из викингов не жаловался, хотя Жеан видел, как они страдают. Исповедник никак не мог забыть лицо де­вочки, смотревшей на него с берега реки. Ему представлялось, что она до сих пор наблюдает за ним, просто он ее не замечает. Когда из тумана выступали скалы или водопады, ему порой казалось, что он видит ее лицо.