Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда - Дженнифер Уорф

Пройдя ворота, колонна выстроилась заново и промаршировала ещё четверть мили[20] к месту расквартирования – к серым четырёхэтажным зданиям.

Когда они уже подошли, штаб-сержант закричал:

«Через минуту я скажу “стой”, значит, надо остановиться! Когда я говорю “стой” – вы останавливаетесь! Ясно?»

Они продолжали идти.

«… Ой!»

Половина остановилась, вторая – нет. Результат был тем же, что и у ворот. Штаб-сержант напоминал берсерка. Кое-как ему удалось собрать колонну воедино. Когда они промаршировали ещё пятьдесят ярдов[21], он гаркнул: «Стой!»

На этот раз все остановились.

«Стройся!»

Эта задача далась им не легче, чем на станции, – даже тяжелее, учитывая, что теперь вокруг царила кромешная тьма. Все спотыкались и валились друг на друга, смеясь и ругаясь.

«Тишина!» – проревел штаб-сержант.

Но не тут-то было.

«Сам заткнись, старый крикун!» – «Кто это сказал?!» – «Санта-Клаус!» – гаркнул тот же голос. «Капрал, откройте дверь!» – рявкнул сержант.

Дежурный капрал открыл дверь барака.

«Вперёд, шагом марш!»

Сержант провёл отряд по четырём пролётам каменных ступенек. Неровный строй вошёл в барак.

«Это новобранцы, капрал, и бо́льших идиотов я в жизни не встречал».

Сообщив это, штаб-сержант повернулся, чтобы уйти.

«Погодите только немного, вы ещё пожалеете, что на свет родились, сукины дети!»

С этим добрым напутствием он удалился.

Я хохотала над этой историей. Мы смеялись вместе, а ничто не объединяет людей крепче, чем схожее чувство юмора и возможность повеселиться. Я искренне наслаждалась вечером, хересом и воспоминаниями старого солдата. Мне бы и в голову не пришло, что повествование о жизни британской армии в 90-х годов XIX века может заинтересовать меня, но благодаря таланту рассказчика я явственно представила те годы.

Кроме того, я понимала, что мистер Коллетт очень привязался ко мне, и это меня трогало. На одном из портретов на стене была изображена прелестная девушка в платье по моде 1920-х годов. Я предполагала, что это его единственная дочь, погибшая в бомбардировке во время Второй мировой войны. Возможно, я стала своего рода приёмной внучкой для мистера Коллетта. Меня это не смущало – он был чу́дным стариком и напоминал мне о дедушке, которого я обожала и который был для меня лучшим отцом, чем родной. Он умер двумя годами раньше, в возрасте восьмидесяти четырёх лет, и я до сих пор тосковала по нему. Вероятно, и мистер Коллетт, и я пытались нашей дружбой восполнить потерю других близких людей. Что ж, я была не против.

Он заново наполнил мой бокал.

– Вы любите шоколад, дорогая моя? Я утром как раз купил конфеты «Милк Трей» – подумал, что вам понравится.

Он принялся шарить по каминной полке в поисках коробки. Я по-прежнему опасалась что-либо есть в этом доме, а как-то раз, увидев, как он уронил печенье на грязный пол, поднял его, положил на тарелку и предложил мне, сказала, что не люблю печенье. Но шоколад в упаковке – это совсем другое дело. В любом случае, я действительно предпочитала конфеты. Начиная с этого вечера, меня всякий раз угощали хересом и шоколадом. По странному совпадению, насекомых я больше не встречала, а через некоторое время и вовсе перестала о них вспоминать.

– Так вы, значит, добрались до бараков, и голова к тому времени давно прошла. Что произошло дальше?

– Нам велели стелить койки. Солдаты спят в койках, а не в кроватях. Они состоят из двух половин – нижняя как бы выезжает из верхней. Такая конструкция высвобождает в бараках место. Капрал показал нам, как управляться с койками. На каждой лежали соломенный тюфяк и два грубых одеяла. Ни подушек, ни простыней у нас не было, ничего подобного. В помещении стояло ведро.

– Какое ведро? – перебила я.

– Вместо туалета. В те годы всё было просто. Так вот, я прекрасно помню свою первую ночь – всё казалось таким новым и интересным, что я никак не мог уснуть. Кроме того, голова у меня всё-таки болела от удара. Мысли мои метались: девицы, мать, рекрут, штаб-сержант, вокзал, ночной марш-бросок. Видимо, к рассвету я задремал и пропустил сигнал побудки. Несколькими секундами позже в барак ворвался капрал: «А ну вставать, живо! Открывайте окна, здесь воняет, как на скотном дворе! Быстро, слышите?»

Видимо, я не пошевелился, а через мгновение уже лежал на полу – капрал выдернул нижнюю часть койки из-под верхней. Это было весьма эффективным методом побудки для тех, кто не слышал звонка – он звучал каждый день в пять утра.

Капрал приказал нам одеваться, убрать койки и сложить тюфяки и одеяла. Я продолжал пребывать в полудрёме, но крики капрала не давали заснуть. Он ругался, что мы плохо складываем одеяла, что мы все бесполезные, тупые уроды, и обещал, что нас тут быстро приведут в чувство. Он приказал двоим из нас опустошить ведро, ополоснуть его водой из шланга и оставить во дворе до следующего вечера.

«Встаньте все у своих коек. Это пока что распределитель, тут жизнь попроще. Когда сформируют полки́, тогда и хлебнёте армейской жизни. Перед завтраком – часовые учения. Потом, завтрак, дальше – смотр, а затем сержант-знаменщик вас распределит. Ясно? Стройся! Идём».

Мы выстроились в некое подобие строя и прошествовали вниз по каменным ступеням. В окружающей барак тьме звучали чьи-то крики – кто-то раздавал приказы наподобие штаб-сержанта. Нас заставили выполнять разные упражнения – отжимания, прыжки-«звёзды», приседания с прямой спиной, выпады. Вообразите, каково это всё после бессонной ночи и с головной болью! Но я думал, что это лучше, чем шататься у ворот дока в ожидании работы. Так и было. Последнюю четверть часа мы занимались самым утомительным упражнением – бегом с высоким подниманием коленей. После тренировки мы умирали с голоду. Завтрак состоял из сухого хлеба и сладкого чая. Всё показалось нам таким вкусным! После этого мы ещё час маршировали по плацу. В девять утра прозвенел звонок, и к нам промаршировали сержанты-знаменщики, каждый в сопровождении дежурного сержанта со списком фамилий – их зачитывали по очереди. Новобранцев распределили по полкам, и все разошлись. Это происходило ежедневно, поскольку рекруты набирали неопытных пареньков, типа меня, семь дней в неделю.

В тот день было только четыре гвардейца. Это первоклассный полк (мистер Коллетт сказал это с гордостью). Мы маршем отправились на склад снабжения, где нам выдали шинели, накидки, краги, красную форму, синюю (для тренировок), сапоги, рубашки, носки и полковые аксессуары. Кроме того, мы получили ружья, штыки и два белых кожаных ремня с поясными сумками на пятьдесят патронов. Ещё нам выдали высокие меховые гвардейские шапки. Все в полку страшно гордились ими.

Нас четверых препроводили в комнату, окна которой выходили на площадь. Каждый барак возглавлял капрал, ему помогали пара дежурных постарше. Нас научили управляться с ремнями, скатывать шинели и пристёгивать их к ранцам, надевать краги, показали, как чистить одежду, вешать накидки и шинели на вешалки над койками, даже как именно лямки ранца должны свисать с вешалок над изголовьем койки.