Нерушимый 8 - Денис Ратманов

Начинало смеркаться. Свет фонаря падал на довольно ветхий деревянный забор, причем это был не частокол, в просвет между досками просматривался двор, где самозабвенно чесался черный двортерьер. Впервые я усомнился в своей памяти, сверился с адресом: все правильно.

Вспомнился дом Тирликаса, его старый пепелац, наверное, такой же стоит в гараже Кардинала. «Вы не подумайте чего, мы люди простые, бедные». Я припарковался, перекрыв выезд из гаража, подошел к железной калитке, украшенной коваными виноградными гроздьями. Надавил на кнопку звонка. Двортерьер сразу перестал чесаться, и его не лай даже, истеричный ор, слился с трелью звонка.

Когда из дома вместо двух мордоворотов выбежала типичная советская домохозяйка в черном ватнике поверх халата, мой шаблон порвался.

— Вам кого? — спросила она с порога.

— Хозяин дома? — брякнул я, глядя на нее в просвет между досками забора. — Срочное дело к нему.

— Мы никого не ждем.

— Скажите, что к нему Саня Нерушимый по важному делу.

— Никого, — с нажимом повторила она, покачала головой. — До свидания.

Хлопнула дверь.

— Кардинал! — крикнул я в надежде, что он меня услышит, не сдержался и в сердцах пнул калитку.

И что теперь? Караулить его у дома? Так времени нет. Или он еще празднует УДО, ему не до гостей, и стоит повторить попытку позже? Но в данном случае время — не просто деньги, это чьи-то жизни. Постояв немного, я направился к машине. Сейчас от того, что я здесь торчу, точно не будет никакого толка.

Когда уже потянулся, чтобы открыть дверцу автомобиля, подзабытый голос сказал:

— Какая яркая машина. Слишком приметная.

Сердце пропустило удар, я обернулся, с трудом сдерживая улыбку: на пороге дома стоял Кардинал. Отсюда было не разглядеть деталей, но его массивную фигуру невозможно было ни с кем перепутать.

— Привет, Саня, — сказал он. — Заходи, раз уж пришел.

Калитка со щелчком распахнулась, пропуская меня во двор.

— Рекс, сидеть! — скомандовал Кардинал двортерьеру и жестом поманил меня за собой.

На нем был черный спортивный костюм. Волосы еще не отросли и кудрявились мелким бесом, как у негра. Я перешагнул пару ступенек, оказался в сенях со старой мебелью и яркими безвкусными натюрмортами в вычурных рамах. Откуда-то на грани слышимости доносились голоса, лилась музыка. Я подумал, что из дома, но во второй комнате, где был откинут люк в подпол, звуки усилились.

Ага, значит, здесь есть подвал, и что-то подсказывало мне, что он превосходит размерами сам дом.

— Здесь, если у тебя что-то появляется, этим чем-то сразу начинают интересоваться, — объяснил Кардинал, грузно спускаясь по лестнице в подвал, — а мне этого не нужно.

Если наш Сэм бросит спорт и растолстеет, будет таких же габаритов. Я спустился за ним и оказался в самом настоящем подвале, за отодвинутым стеллажом, заставленный банками с огурцами и помидорами, виднелся проход в потайное светлое помещение, где вовсю шло веселье. Надо полагать, если поставить стеллаж на место, он закроет потайную дверь.

На стуле, вытянув ноги, скучал высокий черноволосый парень, мой ровесник, похожий на Кардинала так сильно, что я предположил, что это его сын.

— Юра, это Нерушимый, — представил меня хозяин.

Парень подобрался, сверкнул маслинами глаз, улыбнулся.

— Ух ты, тот самый? — И протянул пятерню, я пожал его руку. — А можно автограф? Я сам в футбол в детстве гонял!

Он рванул за дверь, откуда потянуло сигарным дымом, и музыка стала громче. Нужно отдать должное вкусу Кардинала — джаз, а не тюремная лирика.

— У меня тут кабинет, — объяснил Кардинал. — Там и поговорим, никого не опасаясь, все сигналы глушатся. Но все лишнее лучше оставить здесь.

Выбежал Юра, улыбаясь во все тридцать два белоснежных зуба, протянул календарь, где на каждый месяц приходился игрок нашей команды. Я был в феврале, сразу за Димидко. И Погосян еще тут, знаменует собой апрель. А в июне сразу две фигурки — Димон и Жека. Забавно, что они равноценны, Жека лучше в нападении, Димон — в обороне.

Я размашисто расписался напротив себя, выключил телефон и отдал Юрию, и вслед за Кардиналом шагнул за стеллаж, где в коридоре были двери справа и слева и одна приоткрытая — в зал, откуда доносились голоса гостей и женский смех. Странно, что машин возле дома не наблюдалось. Наверное, Кардинал велел гостям приезжать на такси, чтобы глаза соседям не мозолить.

За первой дверью в кабинет была еще одна, железная. Когда она с глухим ударом захлопнулась за нами, Кардинал развалился в кожаном кресле, кивнул на второе. Потянулся к початой бутылке виски на разделявшем кресла журнальном столике, плеснул себе, хотел и мне налить, но качнул головой и направился к шкафу со встроенным баром, достал апельсиновый сок.

У стены стояли еще два таких же коричневых кожаных кресла. Переговорная рассчитывалась максимум на четверых. Наливая мне сок, Кардинал говорил:

— Будь на твоем месте кто-то другой, он был бы послан. Ты догадываешься, с чего тебе такие привилегии?

У меня имелись мысли на этот счет, но я не стад их озвучивать.

— Потому что делай добро и бросай его в воду. Ты не сдал меня ментам, когда я отказал тебе. А мог бы. Тогда меня бы подвергли пыткам или чему еще похуже. — Он поморщился, поднял рюмку с вискарем, чокнулся с моим стаканом. — Ты понимаешь, о чем я.

— Это не дало бы никаких результатов, — честно признался я. — Учитывая, как работают шпионские ячейки, власти не смогли бы распутать сеть.

— Но они могли заставить меня. Но я скорее подох бы. Сразу — не дали бы. Но потом — точно. — Он вздохнул, колыхнув щеками.

— Именно поэтому я и не стал настаивать, пусть и очень было нужно. Речь шла о жизнях близких… и идет.

Кардинал прищурился, посмотрел взглядом-рентгеном. Ощущение было, словно он мысленно меня взвешивает.

— Ты же понимаешь, что я — не великий спонсор. За то, что было в СИЗО, я расплатился. За сохранение своего инкогнито тоже — принял тебя, хотя зарекся полгода не брать работу, а сейчас, считай, согласился взять в разработку тех, кто тебе интересен. Но это будет не бесплатно.

— Сколько? — спросил я, мысленно радуясь, что не спустил все деньги на машину-понторезку.

Кардинал задумался, потирая щетинистый подбородок, плеснул себе еще виски, опрокинул рюмку в рот.

— Сто пятьдесят тысяч за человека.

Видимо, мои глаза стали такими круглыми, что он засмеялся, и его необъятные телеса затряслись, как желе.

— Саня, это полцены, чтобы мне не уйти в минус. Ко мне обращаются серьезные… очень серьезные люди, и сложность работы поменьше, но я беру с них от двухсот тысяч. Такая работа стоит от трехсот, слишком серьезные силы действуют. Я запомнил людей, которых ты пытался мне подсунуть в