Нерушимый 8 - Денис Ратманов

уверенное и наглое южное солнце. Из номера на втором этаже открывался вид на прокуратуру, будто бы телепортированную из Питера: на первом этаже окна квадратные, на втором — полукруглые. Черные кованые ворота, за которыми — прямоугольный двор.

Пожалуй, больше всего мне хочется увидеть классический одесский дворик, услышать: «Мама, вы делаете мне негвы» — и пройтись по улочкам, по которым ходила Сонька Золотая Ручка.

Приняв душ, я спустился в роскошный ресторан на первом этаже, где нам полагалось трехразовое питание, и вспомнил дефлопе с крутоном. Клыков уже топтался внизу, поглядывая по сторонам, помахал мне. Потом спустился Димидко, раздал талоны на питание.

Завтрак был самым обычным — сырники, каша, сгущенка или сметана, чай или кофе, или молоко. Никакого тебе фаршмака. С нами за столик сел Колесо и уверил, что все будет, таки он знает место!

В полдесятого мы собрались в холле и выдвинулись знакомиться с городом. Времени у нас было до часу, потом обед, затем — знакомство со стадионом.

Выдвинулись мы в сторону, противоположную той, где находился стадион. Левашову с Гусаком не терпелось с волшебного люка посмотреть на памятник Дюка. Якобы тогда можно увидеть, что он держит не свиток, а что-то другое.

Добрались до памятника, долго кружили вокруг него, но искомый люк так и не нашли. Тогда Гусак принялся приставать к прохожим, но то ли вел себя слишком назойливо, то ли во вторник утром все аборигены работали, а в центре праздно шатались отпускники, которые о люке разве что читали. А может, и не было никакого волшебного люка, все это городские легенды.

По Потемкинской лестнице мы спустились к синеющему морю, подождали Микроба, залипшего возле мотоциклистов, прошлись вдоль морвокзала, вдыхая запах моря и слушая чаек. Особенно радовался Самат; улыбаясь беспрестанно, он все время селфился и ко всем приставал, прося его сфотографировать. Марк Круминьш кривился и шарахался, а Левашов с удовольствием взял на себя роль его личного фотографа.

Потом мы поднялись к Дюку двинулись так же на запад вдоль моря. Цель не была достигнута. В самом центре повывелись одесские дворики.

— Я знаю, где они есть, — уверил Колесо и возглавил шествие.

А я наблюдал за каждым. Все были довольны, как греющиеся на карнизе воробьи, и умиротворены, подставляли лица весеннему солнцу, вдыхали насыщенный йодом воздух. Как по заказу погодка! Вот бы и завтра такая же сохранилась!

— Я много раз был на экскурсиях, — наконец заговорил Димидко. — Тут был недостаток воды, отчасти поэтому собирали дождевую. Цистерну закапывали, и потому дома строили квадратом, так проще было собирать воду по водосточным трубам с четырех крыш. Кстати, знаете, откуда выражение «не фонтан?»

— Таки из Одессы? — предположил Левашов.

— Да, — на ходу рассказывал Сан Саныч. — Воды не хватало, потому стали искать источники, и вокруг них строили хуторки. Источники называли фонтанами, оттуда возили воду и продавали довольно задорого. Но хитрецы набирали ее где попало, особенно после дождей, и тоже продавали задорого. Местные пробовали и говорили «не фонтан».

Цыба почесал в затылке и сказал:

— Вон оно как! А я столько раз тут был, а такого не слышал. — Он обратился к Ведьмаку. — Борь, а ты знал?

Тот мотнул головой.

— Не-а.

Мы свернули на улицу Софиевскую, и Димидко указал на ворота при въезде во двор.

— Застройка в старой Одессе замкнутая, и есть два типа дворов — так называемые ленинградские, вот именно такой, их в Ленинграде полно, и средиземноморского типа, какой мы ищем. Василий, долго еще?

Колесо почесал в затылке:

— Кажется, дальше был.

— Кажется? — недоверчиво прищурился Ведьмак.

— Ну-у, давно это было.

— Это вообще не здесь, — сказал Димидко, — а где-то возле рынка, а рынок там. — Он указал на восток.

— Легендарный Привоз? — сверкнул глазами Микроб.

— Да вроде нет. Идем.

Теперь Саныч возглавил шествие, повел нас по улице, перпендикулярной Софиевской, сверяясь с картой на телефоне. Идущие навстречу три девчонки-студентки — фигуристая рыженькая, брюнетка с каре и крупная шатенка — увидев такую толпу парней, приосанились, жадно на нас уставились. Колесо это заметил, помахал им, они заулыбались.

— Какие красавицы тут! — не сдержался он, потух, сообразив, что они смотрят на меня, Ведьмака и Игната.

Самая бойкая кудрявая брюнеточка спросила:

— А откуда это к нам столько красивых мужчин привезли?

— Футбольная команда «Титан», — ответил Микроб. — Завтра с вашими играем, приходите.

Рыженькая курносая девочка вперилась в него влажным взглядом. Похоже, у них коннект.

— А давайте придем? — Она схватила за руку крупную шатенку.

— Девочки, а подскажите, таки де можно посмотреть одесский дворик? — спросил я — и чтобы Федор с рыженькой пообщался, и чтобы ускорить поиски.

— Таки тут рядом! — оживилась рыженькая. — Хотите — покажу!

— Конечно хотим, да! — радостно воскликнул Сэм, подошел к шатенке и восторженно на нее уставился, девушка оттаяла и поплыла.

С ее размерами и габаритами, наверное, немного находилось желающих за ней поухаживать, а на фоне Сэма она смотрелась хрупкой.

— Нам на пары, — напомнила брюнетка, которая косилась то на меня, то на Ведьмака.

Насколько знаю, у Бориса была девушка в его родном городе, она училась на последнем курсе и не могла к нему приехать, но женское внимание ему льстило.

— Мы быстро! — оживилась рыженькая. — Идем!

Оказалось, девчонки учились на третьем курсе педагогического на математичек. Брюнетку звали Олей, рыженькую Надей, пассию Сэма — Вероникой.

Шли мы минут пять. Надя свернула в проулок, юркнула между двухэтажными домами, вросшими в землю, и позвала оттуда:

— Это здесь!

Мы все ломанулись туда и заполнили дворик, где в середине стоял колодец — видимо, памятник той самой вкопанной цистерне, куда собирали дождевую воду. Возле него были вбиты железные палки, на них натянуты тросы, где разноцветными парусами на ветру раздувалось белье, и рядок белых необъятных панталон то вскидывал ноги, то опускал, будто бы танцуя канкан для бегемотов.

Мы рассредоточились и принялись фотографировать местный колорит.

Все четыре здания, окружавшие двор, были галерейного типа и мели вместо балконов террасы, которые каждый оградил, чем мог: кто-то — пластиком, кто-то — куском железа, кто-то — деревяхами. Здесь тоже сушилось белье, потому курящего на втором этаже деда мы заметили, только когда он нас окликнул:

— Шо вы тут забыли, молодые люди? Шо вы все фотографируете, кто вам право дал?

Девчонки и Клыков попятились к выходу, а Левашов возьми и брякни:

— Красиво тут у вас, душевно!

Гусак в этот момент фотографировался на фоне панталон.

— Между прочим, тут люди живут. Проваливайте! — погрозил кулаком дед.

— Да мы быстро! — улыбнулся Сэм, и дед закашлялся.

— Про… кхе-кхе… Проваливайте, я сказал!

На его крик, раздвигая белье, выкатилась, видимо, обладательница панталон: толстенная усатая бабка, отдаленно похожая на ламантину.

— Шо вы сюда приперлись? — возопила она. — А ну пошли вон! Цирк нашли, понимаешь!

Я зашагал к выходу вслед за остальными,