Общая психопатология - Карл Теодор Ясперс
Шрифт:
Интервал:
Больной шизофренией на ранней стадии описывает собственное импульсивное поведение следующим образом: «Мы были на пикнике. По пути домой меня как гром среди ясного неба поразила мысль: ты должен переплыть реку в одежде. Это не было похоже на толчок, в котором я мог бы дать себе отчет; это был скорее единый, колоссальный, мощный импульс. Не задумываясь ни на мгновение, я бросился в воду. Только почувствовав, что нахожусь в воде, я осознал всю необычность своего поведения и выкарабкался на берег. Весь этот инцидент дал мне обильную пищу для размышлений. Впервые со мной произошло нечто необъяснимое, нечто редкостное и совершенно чуждое» (Kronfeld).
В случаях острых психозов и некоторых переходных состояний мы часто сталкиваемся с различными инстинктивными действиями, которые совершенно недоступны пониманию. Двигательная разрядка обычно наступает очень быстро. Больной внезапно выходит из ступора, вскакивает с кровати, принимается наносить удары, кусаться, биться головой о стену; на следующий день он доступен, знает, что произошло, и утверждает, что импульс был непреодолим. Другой больной внезапно, посреди спокойной беседы, бьет врача в грудь; несколько позднее он приносит свои извинения и говорит, что импульс охватил его внезапно, с непреодолимой силой и одновременно с мыслью, что врач – это враг. В условиях острого психоза обычны как простое влечение к движению (инстинктивная разрядка через удовольствие от совершения бесцельного движения), так и влечение к совершению чего-либо (разрядка через определенные действия, через физическую работу и т. д.). Влечение к движению может возникнуть также само по себе и иметь ограниченные пределы – например как порыв заговорить (притом что остальное время больной проводит в полном молчании).
При эпидемическом энцефалите (особенно у молодых больных на острой стадии и непосредственно после нее) импульсивные действия могут принимать форму внезапной агрессивности и жестокости. Тиле[55] исследовал эти влечения во всех подробностях и описал их как элементарную, бесцельную и не имеющую определенной направленности тенденцию к разрядке, проистекающую из неприятного ощущения беспокойства и напряженности. В соответствующей ситуации и при наличии соответствующих возможностей это влечение оформляется в действие с определенным содержанием, приводящее к определенному эффекту. Такого рода влечение, как нарушенный инстинкт, только находит свой объект – тогда как инстинкт в собственном смысле всегда ищет объект, а воля определяет свой объект.
Осознание заторможенности – это характерное расстройство, субъективно переживаемое как заторможенность инстинктивных действий (жалобы на потерю интереса, на отсутствие желаний, мотивов и т. д.) или как заторможенность волевого импульса (жалобы на собственную некомпетентность, на неспособность принимать решения). Наряду с этой субъективной заторможенностью обычно обнаруживается и объективная заторможенность, которая, однако, не обязательно бывает выражена в той же степени. Субъективная заторможенность может интенсивно переживаться также в отсутствие какой-либо объективной заторможенности.
Переживание полного бессилия воли представляет собой примечательное явление. Чувства пассивности и подчиненности вполне обычны при острых, богатых переживаниями психозах. Часто мы не можем с точностью определить, имеем ли мы дело с переживанием неполноценности волевого акта или с осознанием действительного, объективного бессилия воли. Следующий пример может служить подходящей иллюстрацией:
Больная лежит в постели. Она слышит, как хлопает дверь. «Нечто» входит и идет прямо к ее кровати. Она чувствует это и не может пошевельнуться. «Оно» приближается к ее телу, к шее, словно рука. Она охвачена ужасом; она бодрствует, но не может крикнуть, подняться, сесть. Она словно связана по рукам и ногам.
Встречаются также случаи, когда больные в полном сознании не могут двигаться и говорить при отсутствии какого бы то ни было переживаемого содержания. Больной оставляет впечатление пьяного, окружающие смеются над ним, вызывая его раздражение, но он не способен ответить. Впоследствии он вспоминает происшедшее с ним совершенно безошибочно, ясно показывая, что в течение всего этого времени он был в полном сознании. Состояния такого рода частично описаны как нарколептические. У Фридмана[56] находим следующее описание: «Глаза закатываются вверх, неподвижны; зрачки расширены, на свет реагируют. Сознание не утрачено, мышление заторможено. Тело расслаблено и неподвижно; реже наблюдается автоматическое продолжение действий, которые непосредственно предшествовали данному состоянию. Пробудившись, больные обычно не выказывают никаких остаточных расстройств». Сообщения о сходных приступах оцепенелости встречаются также в связи с больными, страдающими истерией, и в особенности в связи с больными шизофренической группы. Сознание сохраняется полностью. Внезапно – словно от какого-то толчка – тело в целом или какая-то его часть перестает отвечать на волевые импульсы. Собственное тело ощущается как нечто неподвижное, лишенное эластичности, тяжелое, бессильное, безжизненное. Обычно, хотя и не всегда, это состояние охватывает больного в то время, когда он лежит; в силу своего преходящего характера оно отличается от прогрессивного паралича.
Клоос[57] описывает случай одной из своих больных: «Она делает над собой усилия, чтобы заговорить, но у нее ничего не получается. Она не может встать со стула, сделать какой-либо знак, дать понять что-либо – словно ее связали по рукам и ногам. К этому добавляется постоянный страх… Во время молитвы она не могла пошевелить губами и конечностями. Казалось, она умирает. Она не боялась, потому что думала, что еще проснется. Она продолжала молиться в уме; затем все прошло. В следующий раз, однако, она ощутила настоящий страх смерти. В обоих случаях у нее было чувство, что все ее тело безжизненно». «Она почувствовала себя связанной; она не могла оторвать ногу от пола и должна была стоять там, где стояла (но только в течение нескольких секунд)».
Во всех этих случаях мы сталкиваемся не с двигательным параличом и не с психогенным расстройством, а с элементарным событием, при котором волевой импульс не трансформируется в физическое движение. Мы не знаем, где кроются истоки расстройства. Рассуждая феноменологически, мы, совершая движение, в последнюю очередь переживаем наше усилие вместе с образом той цели, к которой направлено наше движение. Данная ситуация была проанализирована Пиклером[58]. Когда мы прилагаем волевое усилие, чтобы осуществить то или иное движение, наше сознание бывает сконцентрировано не на нервах или мышцах, а на поверхности той части тела, которая принимает наиболее активное участие в данном движении (например, на поверхности пальцев при хватательном движении и т. п.). Сама по себе воля не имеет динамической точки приложения; она прилагается к той точке, которая должна быть приведена в движение. Нам недоступно видение того, где именно находится эта фактическая точка приложения и где именно мы можем обнаружить связь между психологическим переживанием и гетерогенным и многосоставным нервно-мышечным процессом. Только в патологических случаях (и притом в отсутствие прогрессивного паралича) для нас раскрывается драматическая картина исчезновения того, что принимается нами как нечто само собой разумеющееся. Суть переживания заключается в бессилии двигательного импульса, отсутствии нормального магического воздействия воли на наши физические движения.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!