Общая психопатология - Карл Теодор Ясперс

«Дело зашло настолько далеко, что мне показалось, будто Бог из-за моих грехов позволил, дабы в Церкви произошло нечто необычное (патер практиковал экзорцизм. – К. Я.). Дьявол покидает тело одержимого и вселяется в мое тело, валит меня на землю и жестоко избивает в течение нескольких часов. Я не могу описать в точности, что же со мною происходит: этот дух объединяется с моим духом и отнимает у меня сознание и свободу моей собственной души. Он царит во мне как какое-то другое “Я”, будто у меня две души: одна лишена возможности распоряжаться собственным телом и загнана в угол, тогда как другая – захватчица – обладает непререкаемой властью. Оба духа борются внутри одного тела, и моя душа оказывается, так сказать, расщепленной надвое. Одна часть подчинена этому дьяволу, а другая действует согласно собственным или Божественным побуждениям. Я чувствую глубокий покой и согласие с Богом и одновременно не знаю, откуда берется то страшное неистовство и та ненависть к Нему, которые я ощущаю в себе, то бешеное желание оторваться от Него, которое всех так изумляет; но я чувствую также великую радость и кротость духа, которая кричит во мне наряду с дьяволом. Я ощущаю себя проклятым, я испытываю ужас – словно в одну из моих душ вонзились шипы отчаяния, моего собственного отчаяния, тогда как моя вторая душа вовсю насмехается над виновником моих страданий и проклинает его. Мои крики доносятся с обеих сторон, и я не могу понять, что же в них преобладает – радость или ярость. Когда я приближаюсь к причастию, меня начинает бить безумная дрожь, которую я не в силах остановить; кажется, что она вызвана как страхом его непосредственной близости, так и преклонением перед ним. Одна душа побуждает меня перекрестить собственные уста, а вторая останавливает меня и заставляет в бешенстве кусать пальцы. Во время таких приступов мне бывает легче молиться; мое тело катается по земле, и священники проклинают меня, словно я – Сатана; я испытываю радость из-за того, что стал Сатаной, – но не потому, что бунтую против Бога, а из-за собственных жалких грехов» (судя по всему, патер стал жертвой шизофренического процесса).

«Рассказывая свою историю, я сознаю, что все это было пережито только частью моего нынешнего “Я”. То, что было до 23 декабря 1901 года, я не могу назвать своим нынешним “Я”; прошлое “Я” ныне кажется мне маленьким карликом внутри меня. Это неприятное чувство; мое ощущение бытия нарушается, когда я описываю свои прошлые переживания в первом лице. Я могу делать это только прибегая к образным представлениям и сознавая, что карлик царил до упомянутого дня, но его роль уже исчерпана» (Schwab).

«Иногда личность исчезает, и объективная реальность – как это бывает у поэтов-пантеистов – занимает ее место; но происходящее настолько аномально, что вид предметов внешнего мира заставляет вас забыть о собственном существовании, и очень скоро вы словно вплываете в них. Вы смотрите на дерево, склоняющееся под дуновениями ветра. Будучи поэтом, вы совершенно естественно видите в нем собственный символ – но не проходит и нескольких секунд, как оно становится вами. Вы приписываете ему ваши страсти, ваши стремления, вашу тоску. Его вздохи, его колебания становятся вашими, и вот вы уже дерево. То же с птицей, парящей высоко в небесной синеве; поначалу она, возможно, всего лишь символизирует вечное стремление подняться над людскими заботами, но потом вы внезапно превращаетесь в самое птицу. Представьте себе, что вы сидите и курите трубку; ваше внимание чуть-чуть задерживается на голубом дымке трубки… и вот возникает какое-то особенное уравнение, заставляющее вас ощутить, что это именно вы там клубитесь, вы превращаетесь в трубку (и чувствуете, что ее набили именно вами, как табаком) и тем самым наделяетесь удивительной способностью курить самого себя».

Больной шизофренией говорит: «Чувство собственного “Я” уменьшилось до такой степени, что возникла необходимость дополнить его другой личностью – какое-то желание иметь рядом с собой более сильные “Я”, которые могли бы меня защитить… Я чувствовал себя так, словно я – лишь частичка человека» (Schwab).

Больные замечают, что стоит им подумать о чем-то, как их мысли тут же становятся известны другим. Или же – подобно тому как это происходит в случае «сделанных» или «отнятых» мыслей – им кажется, что они выставлены на всеобщее обозрение. «Вот уже несколько лет мне кажется, что я больше ничего не могу скрыть от других. Все мои мысли отгадываются. Я замечаю, что уже не могу удержать свои мысли при себе».