Я не Монте-Кристо - Тала Тоцка

— Вроде как взорвался газовый балон, — сказал им Юрка, подбежавший на минутку перекурить, — а там уже следствие установит.

Никита сглотнул, но ничего говорить не стал, он, сцепив зубы, повторял себе, что с его женой и сыном ничего случится не может, все что угодно могло произойти, только не это.

— Есть два трупа, женский и мужской,  —  доложился Юре один из его сотрудников.

— Пойду гляну, что там,  — Юра затушил сигарету и направился к коллегам. Через некоторое время он махнул младшему брату, делая знак подойти ближе.

— Никита, посмотри, тебе знакомы эти вещи?  — показал полиэтиленовый пакет с золотыми украшениями. И Никита смотрел, запоздало понимая, что то, чего он страшился, что неотвратимо наползало и преследовало его, свершилось. И никакие мантры не помогли.

Это было ее обручальное кольцо, тот бриллиантовый гарнитур, что Никита подарил ей на день рождения, и цепочка с подвеской в форме двух сердечек.

— Это ее золото, Никита? — тихо переспросил Юра.

— Где… Где… это… было? — Никите казалось, он говорит быстро и внятно, на самом деле каждое слово выдавливалось как под прессом.

Юра не ответил, но посмотрел с таким сочувствием, что он сам все понял. Отодвинул Юрку в сторону и шагнул к обугленным развалинам. Ноги отказали, Никита рухнул на колени и даже попытался ползти дальше, но его будто сковало по рукам и ногам. Он стоял на коленях и смотрел на лежащее перед ним пепелище, не в силах подняться. А потом услышал вой.

Жуткий, утробный вой. Нечеловеческий, звериный. Так может выть дикий зверь, который, прийдя в логово, находит вместо своей самки груду свалянной шерсти, а вместо выводка  — кровавое месиво. «Разве здесь водятся дикие звери?»  — подумал Никита отстраненно, слушать этот вой было невыносимо, он даже голову руками накрыл. Но зверь выл, не переставая, Никите стало его жаль, неужели еще кто-то может чувствовать такую боль, неужели еще чье-то сердце способно так сгорать, наживую превращаясь в горстку пепла?

 — Никита, Никитка, ну что же ты, — сквозь пелену продрался знакомый голос, — вставай, родной.

Никита медленно опустил руки и поднял вверх невидящие глаза. Проступили контуры, потом изображение стало четче, будто проявилось на фотопленке. Верный Димыч тормошил его, пытался поднять, а по лицу друга, покрытому сажей и копотью, пролегли мокрые дорожки. Никита обперся о его плечо и сделал усилие, чтобы встать. И только потом понял, что больше не слышит звериного воя. И что это выл он сам.

Саломия с трудом разлепила глаза, которые никак не хотели открываться, а ресницы вообще будто склеились. Она вглядывалась в пятно, маячившее в кресле напротив, но пятно не подавало признаков жизни. Тело вообще никак не ощущалось, будто его не было, только глаза были и сознание. Наконец, пятно в кресле шевельнулось, и она узнала голос.

— Здравствуй, Саломия.

Начала говорить, но горло горело, будто натертое наждачкой, получалось только шепотом.

— Вадим? — сказать, что Саломия была удивлена, было мало, она была потрясена. — А где Никита?

— Никита? — в свою очередь удивился тот. — А он должен быть здесь?

Саломия облизнула пересохшие губы. И правда, с чего она взяла, ведь она не видела, кто вынес ее из горящего дома.

— Это ты меня спас? — она скорее утверждала, чем спрашивала, но пятно, постепенно начинающее приобретать черты Вадима, согласно кивнуло. Перед глазами возникла горящая занавеска, в нос ударил запах дыма, она снова начала задыхаться. — Мой ребенок… Что с ним?

Затянувшаяся пауза едва ее не убила, но Вадим все же заговорил:

— Доктор, оперировавший тебя, настаивал на прерывании беременности, очень большая нагрузка на организм, он может не справиться. Но я не посмел…

Они решали судьбу ее сына! Какие-то посторонние мужчины рассуждали, оставить ее ребенка в живых или убить? Ее затрясло.

— Пожалуйста, Саломия, не смотри на меня, как на чудовище, я ведь тоже врач, я не решился взять на душу грех, пусть Господь Бог решает сам. Ты здесь уже неделю, ты в самом деле очень слаба, и ребенок наверняка пострадал, сильная гипоксия, отравление угарным газом, я боялся, что у тебя повреждены легкие. Срок совсем небольшой, а у тебя еще даже не сформирована плацента. У него мало шансов, я хочу, чтобы ты это знала.

«Это мы еще посмотрим». Даже мысль о том, что она может потерять их с Никитой ребенка была недопустимой, воспоминание о Никите тут же опалило не хуже огня. Пока она здесь лежит, он там мечется в поисках...

— Дай мне, пожалуйста, телефон, — попросила Саломия, — нужно позвонить Никите, сказать, что мы живы, он, наверное, с ума сходит от беспокойства.

— Ты уверена? — Вадим встал и подошел к кровати, в руках у него был телефон, он аккуратно положил аппарат рядом с Саломией. — Хорошо. Можешь звонить прямо сейчас, но если тебе хоть немного дорога твоя жизнь и жизнь своего сына, ты сначала выслушаешь меня.

Саломия вздохнула и на всякий случай взяла телефон, пока он не передумал.

— Ты помнишь, как тебя похитили?

— Да. Я сама села к ним в машину, Никита грозился приставить охрану, я решила, что это они и есть.

—Тебя ничего не насторожило?

— В машине не работал телефон, не было связи. И стекла мне показались пуленепробиваемыми.

— Да, правильно, — кивнул Вадим, это был бронированный автомобиль с глушилками внутри, там блокируется любой сигнал. А тебя не удивило, что тебя похитили с такими предосторожностями, а потом отвезли в убогую халупу и оставили сторожить двух наркоманов?

Саломия сглотнула и лишь сильнее сжала телефон.

— Почему?...

— Потому что твоя новая семья, которой ты так доверяешь, заказала тебя. Тебя никто не собирался возвращать, все представлено, как похищение, но дом сгорел, твои сторожа не дадут показания, их даже никто не будет искать. Исполнители найдены, судить некого, дело спустят на тормозах и по-тихому закроют.

— Что ты такое говоришь? — Саломия попыталась встать, но сил не было даже поднять голову. — Елагины меня любят, Никита мой муж, он хочет ребенка, ты все придумал!

Но холодный взгляд заставил ее замолчать на полуслове, Вадим поднялся и принялся прохаживаться от стены к стене.

— Саломия, ты знаешь, чем я на самом деле занимаюсь? Мой отчим думает, что я поставляю медицинское оборудование, но это только прикрытие. Под видом медоборудования я поставляю системы слежения и прослушки для спецслужб, моими услугами пользуются даже государственные службы безопасности. Когда я узнал, что ты связана с Елагиными контрактом, меня это заинтересовало, и я решил следить за ними.

— Но почему? Какое тебе до этого дело? — не могла понять Саломия.

— Я был под впечатлением от нашей встречи, но меня насторожили ваши отношения с мужем, а потом я узнал о контракте. Ты ввязалась в слишком опасную сделку, Саломия, ваш обман мог выйти тебе боком, в Штатах не так просто обвести вокруг пальца систему. И я подумал, что они захотят избавиться от тебя, поэтому установил прослушку, куда смог получить доступ — в офисе твоего мужа, я приходил к нему обсудить сотрудничество, и в машину Нины Андреевны, она часто приезжала к отчиму. С ним говорить бесполезно, он ест у Елагиных с рук, не удивлюсь, если на деле в клинике окажется их доля.