Карусели над городом - Юрий Геннадьевич Томин

Лес неожиданно расступился. Вниз побежал песчаный откос. А под откосом тихо, мирно и ядовито синели воды небольшой речки. Впрочем, не так уж они и синели. Кусты, деревья, небо и облака отражались в них так же чисто, как и в обычной воде.

На вид это была вполне невинная речка. Еще не так давно в ней водились окуни и плотва, и даже раки, которые, как известно, любят чистую воду. Но несколько лет назад фабрика игрушек начисто перевела в ней всякую живность. Дольше всех, говорят, продержалась старая щука. Но и она, не выдержав, сплыла вниз по течению и ушла в другую реку, где погибла от тоски и одиночества: у этой щуки была красная голова, зеленое брюхо, синий хвост, и другие щуки не хотели с ней разговаривать.

Всего этого Феликс не знал. Но на той стороне реки он увидел множество белых цветов. Тома объяснила ему, что так цветет земляника.

Феликс спустился с обрыва на берег. Речка была неширокой, и отсюда цветы показались совсем близкими. Феликс разделся и сложил одежду на берегу.

Он решил, что сплавает на ту сторону и вернется с ягодами. Он не верил, что не умеет плавать: ведь все остальные ребята умели, он сам это видел.

Феликс ступил одной ногой в воду и похлопал себя по груди, как это делали сегодня ребята, прежде чем окунуться.

С обрыва послышался крик:

— Феликс, стой! Не ходи туда!

Феликс обернулся, нога его оскользнулась на глине, и он бухнулся в речку…

Тут следует на время остановиться и объяснить, почему героев всегда спасают в последнюю минуту.

Ну, во-первых, пока еще никого не спасли…

Во-вторых, ни один автор не имеет права топить своих героев без крайней необходимости, а эта необходимость еще не настала.

В-третьих, давайте разберемся: а в какую же минуту вообще-то спасают тонущих людей? Ведь не за час до их гибели и не за два. И конечно, спасают их не после смерти, а хотя бы незадолго до нее. В общем, спасают как раз в ту самую минуту, когда они тонут…

Но автор уже чувствует, что слишком много оправдывается. Когда человек приводит множество оправданий, то это означает, что у него нет ни одного серьезного.

Поэтому автор мысленно зачеркивает все предыдущие оправдания и оставляет одно, но серьезное: все было так, как написано.

И не случайно.

Не случайно Борис встретил Феликса, хотя вышел на его розыск не сразу и двигался другим путем. Вот Феликс попал к речке случайно. А Борис понимал, что самую большую опасность для Феликса представляет не шоссе и не железная дорога, а речка Кулемка, потому что машинист и шофер могут посигналить или затормозить, а речка проглотит человека без всяких сигналов. Борис кратчайшим путем добежал до Кулемки и побежал вдоль нее по тропе.

Итак, Феликс бухнулся в речку…

Здесь так и хочется написать, что Феликс ударился о камень или его вынесло на стремнину, а впереди шумел водопад, и Борис, рискуя жизнью, вытащил его на берег.

Но речка Кулемка мелка; стремнины и водопады не снились ей даже в ее лучшие годы.

Когда Борис скатился вслед за Феликсом в речку, то воды в ней оказалось всего по грудь.

Феликс в трусах, а Борис в рубашке и брюках стояли друг против друга, синие ручьи прямо текли по их шеям.

— Допрыгался… — сказал Борис.

Феликс молчал. Он чувствовал, что провинился.

Борис на четвереньках выбрался на скользкий берег и протянул руку Феликсу.

— Все, — сказал Борис. — Привет… Прощайся с лагерем.

— Я хотел набрать земляники. Смотри, сколько ее на том берегу.

Борис взглянул через реку и сплюнул синей слюной.

— Это ромашка, — сказал он кратко и начал раздеваться.

Одежда Бориса закрасилась неровно: в одних местах синий цвет лег погуще, в других посветлее. Но зато тело, руки, ноги, шея стали цвета морской волны — такой радостной синей волны, какую можно встретить на детских рисунках.

Феликс выглядел не лучше или не хуже — кому как понравится.

Ни ругать Феликса, ни объяснять ему что-то Борису не хотелось. Он понимал, что скрыть купание не удастся, для этого потребовались бы новые руки и шеи для них обоих, а для Бориса еще и новый костюм.

Борис выжал белье и одежду, надел все мокрое.

— Идем.

— Боря, а почему ты сказал: «Прощайся с лагерем»?

— Выгонят.

— А куда мы с тобой пойдем?

— Я домой. А ты не знаю куда.

— Я тоже домой — к Палычу.

Борис ничего не ответил. Разговаривать ему не хотелось.

Они шли по тропе вдоль Кулемки. Сзади и немного сбоку от них похрустывали сучья, словно эхо шагов отражалось от леса. Борис остановился и придержал Феликса. Но эхо не умолкало. Невдалеке, за деревьями Борис заметил какое-то движение.

— Серый, — негромко сказал Борис, — а ну выходи, а то башку оторву.

Из-за дерева показался Серега с автоматом. Он следил за братом у озера, бежал за ним по тропе, видел купание.

Он понимал, что сейчас с братом шутить не стоит.

— Чтобы через полчаса дома был, — приказал Борис. — Отцу ничего не говори.

— Борька, а я нарочно не прятался. Я тебе что-то сказать хочу.

— Я сказал — домой! — повысил голос Борис.

— Борька, за вами один дяденька следил.

Борис остановился.

— Сейчас?

— Не-а… вчера… за тобой следил и за Феликсом.

— За каким еще Феликсом?

— А вон за ним, — кивнул головой Серега.

— Откуда ты знаешь, как его зовут?

— А у меня ухи есть, — сказал Серега.

— Вот я тебе сейчас их и оборву. Кто следил?

— Дяденька из парикмахерской. Хотел, чтобы я тебя увел. Хотел с Феликсом поговорить. А сам сказал, будто шпион. Только он притворялся.

— Надо было вчера сказать.

— А я пока его догнал, вы ушли. А я есть захотел…

— Сгинь, — сказал Борис, и Серега растворился в кустах.

— Боря, кто хотел со мной поговорить? — спросил Феликс.

— Есть тут один… Не знаю даже, зачем ты ему нужен. Теперь это неважно. Нас все равно выгонят. Мне-то наплевать, а вот что с тобой делать… Говорили же на линейке — в реке не купаться. Полез…

— Я не купался, я хотел