Халхин-Гол/Номонхан 1939 - Стюарт Голдмен

артиллерия, танки и пехота громили три японских очага сопротивления, сжимая их все сильнее и постепенно уничтожая. Окруженные японцы сражались яростно, нанося большие потери советской пехоте, но исход сражения уже не вызывал сомнений. После того, как последняя японская артиллерия была подавлена, советские танки господствовали на поле боя. Один за другим очаги сопротивления японцев уничтожались. Многочисленным небольшим группам японских солдат все же удалось незаметно выскользнуть из окружения и пробраться на восток, на территорию Маньчжоу-Го. Но крупномасштабные операции японских войск в районе Номонхана фактически закончились.

К вечеру 27 августа части 57-й и 82-й советских дивизий южной группы уничтожили последние остатки японского сопротивления к югу от Хольстена. К северу от Хольстена ночью 28-29 августа около 400 японских солдат и офицеров попытались пробраться на восток, но их обнаружили советские солдаты 293-го полка и атаковали их. Японцы отказались сдаться и все были убиты при попытке переправиться через Хольстен.

Отказ японских солдат сдаваться в плен подтверждается многочисленными документальными свидетельствами. Сдача в плен была настолько позорным деянием, что устав Японской Императорской Армии просто ничего не говорит о том, как нужно вести себя в плену. Для офицеров же смерть была не просто более предпочтительна, чем сдача - смерть в этом случае от них ожидалась, и часто требовалась. Согласно военно-уголовному кодексу японской армии (который был введен в действие в 1908 году и не менялся до 1942), сдача в плен являлась нарушением воинского долга для офицера, независимо от того, сделал ли он "все возможное" или нет. Если он сделал все возможное, после плена его ожидало тюремное заключение; если же нет, наказанием была смертная казнь.

Из того же самурайского принципа воинской чести (Бусидо, "Путь воина") происходило то фанатичное почитание, с которым в японской армии относились к полковым знаменам. При формировании полк получал знамя от императора. Согласно синтоизму, японской государственной религии, император являлся божественным существом. Полковые знамена не просто символически почитались, они буквально считались священными реликвиями. После полудня 28 августа, когда советская артиллерия добивала остатки 64-го пехотного полка, его командир полковник Ямагата уже не видел иного выхода кроме как сжечь полковое знамя, чтобы его не захватил враг - и совершить самоубийство. Часть древка знамени была расколота осколком снаряда, и императорская хризантема на нем была повреждена. Ямагата, полковник Исэ (командир артиллерийского полка), пехотный капитан, лейтенант медицинской службы, и один рядовой - последние уцелевшие из штаба полка - повернулись на восток, три раза прокричали "банзай", приветствуя императора, облили знамя бензином и подожгли. После этого Ямагата, Исэ и капитан застрелились. Но знамя не полностью сгорело, и двое выживших похоронили несгоревшие остатки знамени под телом полковника Ямагаты, сняв с его формы знаки различия. Лейтенант медицинской службы и рядовой смогли выбраться из окружения и доложили о произошедшем в штабе 6-й армии, где с прискорбием встретили известия о смерти двух полковников, но особую тревогу вызвала судьба знамени - полностью ли оно было уничтожено и не сможет ли враг захватить его?

29 августа подполковник Хигаси Мунэхару, принявший командование 71-м полком, был вынужден принять то же решение, что и Ямагата. Полковое знамя было облито бензином и подожжено, его древко разломано на четыре части. Но знамя горело плохо и понадобилось 45 минут, чтобы закончить работу по его уничтожению - под вражеским огнем. После этого подполковник Хигаси приказал всем оставшимся боеспособным офицерам и солдатам присоединиться к нему в самоубийственной атаке на советские позиции, а тяжело раненым "храбро убить себя, когда враг подойдет близко". За несколько мгновений пулеметный огонь сразил подполковника Хигаси и всех, кто последовал за ним.

Когда 29 августа генералу Комацубаре стало ясно, что надеяться уже не на что, он решил разделить судьбу своей 23-й дивизии. Передав адъютанту завещание, генерал снял и закопал свои знаки различия, сжег секретные коды и приготовился совершить самоубийство. В этот момент генерал Огису, командующий 6-й армии, вызвал Комацубару к радиостанции. Узнав о намерении Комацубары, Огису приказал ему не совершать самоубийство и попытаться вывести из окружения как можно больше людей. Ночью 29-30 августа незадолго до полуночи большая часть советских танков была отведена на исходные позиции для дозаправки и пополнения боекомплекта. Некоторые советские пехотные части, непрерывно участвовавшие в боях 10 дней, также были отведены. Комацубара и около четырех сотен выживших японских солдат и офицеров воспользовались этим, чтобы выскользнуть из окружения. Раненых несли с собой, ориентироваться пришлось по звездам. Этим последним остаткам 23-й дивизии удалось добраться до Чанчуньмяо к утру 31 августа. И снова майор Цудзи оказался среди выживших. При этом отступлении Комацубара был так охвачен горем, что его подчиненным пришлось принять меры, чтобы не позволить ему совершить самоубийство. Один офицер забрал у него пистолет, а два капрала "помогали" генералу идти, держа его за руки и не позволяя выхватить меч.

 

После боя

 

31 августа Жуков объявил спорную территорию между рекой Халха и границей, на которую претендовала МНР, очищенной от вражеских войск. Японская 6-я армия была разгромлена, потери японских войск с мая по сентябрь составили от 18 000 до 23 000 человек убитыми и ранеными (не считая потерь войск Маньчжоу-Го). 23-я дивизия Комацубары потеряла 76 процентов своего состава. 26-й полк полковника Суми (из 7-й дивизии) потерял 91 процент своего состава. Кроме того, Квантунская Армия потеряла много танков и орудий и около 150 самолетов. Японии еще не приходилось терпеть таких поражений. Советская сторона заявляла, что японские потери составили не менее 50 000 человек - несомненно, эта цифра преувеличена.

Многие годы советские и монгольские власти признавали со своей стороны потерю 9 284 человек - явно заниженная цифра. Согласно детальному подсчету потерь по подразделениям, опубликованному в Москве в 2002 (М. Коломиец "Бой у реки Халхин-Гол"), общие потери советской стороны составили 25 655 человек (9 703 убитых, 15 952 раненых) плюс 556 человек монгольских потерь. Возможность того, что советские потери могут быть выше японских, может являться результатом ожесточенности японского сопротивления или характера действий Жукова, готового нести большие потери ради выполнения поставленной задачи. Тем не менее, неоспоримым является тот факт, что Красная Армия провела впечатляющую демонстрацию своей силы, а Квантунская Армия потерпела серьезное поражение. Советские и японские источники согласны в том, что ввиду разгрома войск Комацубары и господства в воздухе советской авиации, если бы Жуков решил наступать от Номонхана на Хайлар, японские войска в районе могли оказаться в очень тяжелом положении. Хайлар был бы потерян, и вся западная Маньчжурия оказалась бы в серьезнейшей