Глубина - Ильгиз Бариевич Кашафутдинов

— Понятно… — улыбнулся Игорь, но улыбка получилась слабая, по ней видно было, на уме у него совсем другое.

Еранцев сбоку пригляделся к нему, удивился: Игорь ли это?

— Слушай, Миша… — начал Игорь и осекся.

Он совсем потерял сходство с самим собой прежним: лицо его безвольно расплылось, он сник; и, как ни старался Еранцев поймать его взгляд, ничего из этого не вышло — глаза у Игоря бегали.

— Слушай, Миша… — повторил Игорь.

— Слушаю, — нетерпеливо произнес Еранцев. В конце концов, они не барышни.

— Я знаю, к тебе милиция приезжала, — тон Еранцева будто успокоил Игоря. — Только вот точно не знаю — наша, городская, или местная.

— Здешний участковый, — сказал Еранцев. — Пивоваров… Я, откровенно говоря, этому значения не придал. По-моему, он от нечего делать повадился сюда ездить, заодно решил проверить, крепкие ли у меня нервы.

— Он тебя не допрашивал?

— Нет. Все вокруг да около. Утром сегодня сковырнул с правого крыла какое-то пятнышко, увез в пробирке.

— Неужели на анализ? — проговорил Игорь, как-то сразу оправившись, посмотрел Еранцеву прямо в глаза. — Выискался комиссар Мегрэ.

— Тебя в чем-нибудь подозревают? — спросил Еранцев.

— Погоди, погоди, — оттягивал с ответом Игорь. — Он узнавал, чья это машина?

— Нет, нет, не спрашивал, только проверил доверенность.

— И что же?

— Пока ничего. Уехал. Правда… — Еранцев замялся. — Я бы сам, конечно, не обратил внимания… Он спросил, верно ли указана дата на доверенности. Хотя… Не совсем так. Хотя, в сущности, все правильно… — Он, желая быть обходительным, подыскивал подходящие слова, а они, как назло, в голову не шли. — Ты именно в тот день, который указан на доверенности, передал мне машину?

— Та-ак! — угрюмо посмотрел на него Игорь. — Как ты ответил?

— Я ответил: да!

— Я, собственно, на это и рассчитывал. Хотя, если откровенно, я должен был тебя предупредить. Думай обо мне как хочешь, но я вынужден был пойти на подлог.

— Ну и ну, — протянул Еранцев. — Нашел надежную подсадную утку.

— Тихо, Миша, — сказал Игорь. — Иначе мы таких дров наломаем. Вероятность, что события примут такой оборот, была равна нулю. Понимаешь?

— Нет, не понимаю, — сказал Еранцев. — Я чувствую себя круглым дураком.

— Пожалуйста, потише… Я тебе сейчас все объясню. Только ты не горячись. Я вообще не хотел тебя втравливать в эту историю. А огляделся — кругом бестолочь… Пока ты в фаворе, они обкладывают тебя так, что дышать нечем, кроме как запахом елея. Чуть под тобой пошатнулось кресло, их нет… — Игорь перевел дыхание и продолжал: — Я убежден, что все кончится хорошо. На меня, Миша, охотятся. Если ты интересовался социальной психологией, разновидностью общественных наук, то поймешь, почему меня начинают преследовать тихой сапой… Потому что я, согласно плебейским представлениям о благополучии, слишком преуспеваю. В науке и в жизни… Кто-то пустил слух, будто я совершил наезд на человека и скрыл это…

Игорь оживился, лицо его раскраснелось. Он выпустил из груди застоявшийся воздух и добавил уже доверительно-приятельским тоном:

— Это мне, Мишенька, пока за папеньку. За то, что он вовремя не ушел на пенсию, кого-то недолюбливал, кого-то откровенно давил, держал в черном теле. Теперь, когда он не у дел, начинают ощипывать меня, бывшего директорского сыночка. Каких только не понавешали собак: я, видите ли, узурпировал власть в лаборатории, окружил себя дружками… Да, да, — тут он заметно повысил голос. — Я потакал тебе, злоупотреблял служебным положением, единолично отпустил средства на изготовление твоего оборудования, не предусмотренного ни планом ученого совета, ни сметой. Больше того, ты, оказывается, при моем попустительстве нарушил правила техники безопасности — испытывал аппаратуру без окончательной доводки, тайком, в неурочное время. И с кем? С неграмотной, неквалифицированной дурочкой. Можешь ты назвать ее ассистенткой? Нет, не можешь. А если бы ты, грубо говоря, дуба дал во время эксперимента? Отравился бы, едрена бабушка, своим «сверхчистым» коктейлем?.. Меня, сам понимаешь, под суд…

— Да, я был неправ, — согласился Еранцев. — Не имел права…

— Ну, хорошо, — снова смягчил голос Игорь. — Давай начистоту. Я понимаю, тебе не терпится. Я бы сам поступил так, как ты. Если долго ждать, можно заплесневеть. Плюнуть на все, запить, спутаться с бабами. Знаешь французскую поговорку: «Нам дарят штаны, когда их уже не на что надевать». Теперь поставь себя на мое место и попробуй принять оптимальное решение. Как мне быть с тобой? Ты знаешь, я не дурак. Я прекрасно понимаю, что твой вариант аппаратуры на порядок превосходит мой. Так. Что дальше? Если следовать современной театральной морали, да не только театральной, все ею грешат — кино, литература, — я должен отказаться от всего, что я сделал, в твою пользу.

— Ну, почему в мою? Что ты говоришь, Игорь…

— Ну, хорошо, хорошо… — Игорь не смог удержаться от улыбки. — Оговоримся — в пользу дела, в общегосударственных, мало того, в общечеловеческих интересах… Так?

— Что ты раскипятился? — Еранцеву надоело слушать Игоря. В его откровениях проступало какое-то бесстыдство. Он добавил: — Не бери так высоко. А если что стряслось, давай посерьезней… То есть проще. Я хоть и дурак, но тоже кое-что смыслю в социальной психологии.

— Хорошо, давай прокатимся, — остывая, предложил Игорь. — Потом, если не возражаешь, вернемся сюда. Если, повторяю, можно, я останусь здесь ночевать.

— О чем толкуешь? — сказал Еранцев. — Койку тебе уступлю. Или, как почетному гостю, на сцене постелю.

— На какой сцене?

— На обыкновенной клубной сцене. Вон, видишь, особнячок, — Еранцев показал на барский дом. — Замечательный ложноклассический стиль. Колоннада, портики…

— Что надо, — грустно усмехнулся Игорь. — Я не шучу, я с ночевкой приехал. Дома вместо сна кошмары. Ну, поехали… Нет, на «Волге». Отец на ней мало ездит, надо ее погонять, иначе заржавеет.

— Плохо себя чувствует?

— Кто? Батя? — наморщил лоб Игорь. — Есть немного. Чуть что не так — нитроглицерин. Какую-то книгу пишет. По-моему, мемуары. Они, стариканы, все сейчас на мемуарах помешаны. Вот и мой… О чем пишет, представления не имею, прячет рукопись.

Когда уже сели в машину, Еранцев вспомнил об Аркаше и высунулся наружу: не возвращается ли? Аркаши не было видно. Зато отчетливо видны остальные шабашники, прекратившие работу и с любопытством, по-птичьи глядевшие сверху вниз.

— Мне надолго нельзя, — проговорил Еранцев. — Если хочешь просто прокатиться, давай лучше вечерком. Я тут недалеко место знаю. Вчера с волком там столкнулся. Я сначала подумал — собака. Потом догадался: нет, не собака. Это когда он тягу дал в лес, не знаю, поверишь или нет, угадал, что я камень в него решил бросить. Говорят, редкостный экземпляр — красный волк. Это о нем молва идет. Будут с воздуха бить его…

— Дурачье… — неизвестно о ком сказал Игорь. — Если даже взбесился, неужели