Наследие - Бентли Литтл

– Вообще-то, конечно, завидуем, – согласился Джейсон.

Дальше разговор потек своим чередом; и Стив невольно признался себе, что с друзьями ему хорошо. В самом деле, в последнее время он как-то совсем оторвался от общества. Ходил на работу, общался с коллегами по деловым вопросам, разговаривал с разными людьми по телефону, тоже по рабочим надобностям… и всё. В личной жизни у него осталась только Шерри, да и с той в последнее время он виделся нечасто.

А посидеть с ребятами в самом деле очень приятно. Все хорошо…

Кроме Уилла.

Стив то и дело косился на него и всякий раз обнаруживал в нем какой-нибудь новый порок. Даже зубы у него какие-то противные. Отбелил он их, что ли? Зубы прямо сверкали, как у ведущего старой телевикторины.

Насколько было бы лучше без Уилла!

Стив тряхнул головой, отгоняя эту мысль, и отправился к шведскому столу за энчиладой и тортильями. Обернулся мимоходом: Уилл развалился в центре стола – ни дать ни взять король, а Джейсон и Деннис, словно лакеи, сидят по сторонам и ловят каждое его слово. А ведь Уилл никому из них не нравится. Все только рады будут, если он сдохнет.

Убив Уилла, Стив им всем окажет услугу.

Однако это убийство должно выглядеть как несчастный случай. С Джиной и Макколом ему повезло – удалось намекнуть на их связь друг с другом, и к прочим в их окружении никто особо не присматривался. С Уиллом все иначе. Уилл – его друг, каждый знает. Убить его – все равно что встать перед отделением полиции с мегафоном и заорать: «Ловите меня!»

Нет, нельзя, чтобы в смерти Уилла заподозрили убийство. Пусть это будет несчастный случай, прискорбный инцидент, нечто такое, что происходит естественным путем.

Когда Стив вернулся к столу, друзья обсуждали женские месячные.

– Куда делся токсический шок? – спрашивал Деннис. – Помнится, когда я был пацаном и ничего еще толком не знал о сексе, из каждого утюга неслось: осторожнее с тампонами, они опасны, от них бывает токсический шок!.. От него нашли лекарство? Или тампоны сейчас какие-то другие? Что изменилось?

– Спроси у своей модельки, – ухмыльнулся Уилл.

– И спрошу, – ответил Деннис.

– А мне вот интересно, – вступил Джейсон, – что случилось с прокладками. Ими вообще кто-нибудь еще пользуется?

– Твоя матушка, – немедленно предположил Уилл.

– В точку!

Все трое расхохотались, и только Стив не смеялся: он просто смотрел на Уилла, на его слишком белые зубы, слишком модную стрижку, слишком шикарные шмотки, на расчетливую и вызубренную грубоватую небрежность во всем его облике.

Несчастный случай.

Эта мысль грела душу. Он вспомнил списки возможных несчастных случаев, которые составлял для Маккола, и принялся заново перебирать их в памяти. Хороших идей не было – пока не было. Ничего, времени полно.

Он что-нибудь придумает.

* * *

– Ой! – вскрикнула Шерри. – Ой-ой! Хватит!

Он не остановился – напротив, принялся долбить еще энергичнее.

– Угол не тот! Больно!

Они пробовали новую позу в постели. Ему было неудобно, он хотел уже выйти и заняться сексом как обычно, когда Шерри начала ойкать, и то, что ей больно, что она просит остановиться, вдруг страшно понравилось Стиву. Несмотря на неудобную позу, он ощутил прилив желания.

– Ой-ой! – закричала она.

И тут Стив кончил.

Кончая, он держал ее за бедра и не позволял отстраниться, а потом отпустил.

– Какого черта? – возмутилась Шерри. – Я же просила тебя прекратить!

– Извини.

– Больно же, черт! – Она потрогала себя и поморщилась. – До сих пор больно!

Стив перекатился на спину и сел, опираясь головой об изголовье кровати. Следовало бы чувствовать себя виноватым, однако никакой вины он за собой не ощущал. Ему понравилось. Очень понравилось.

– Почему ты не любишь собак? – спросил он вдруг.

– Что? – недоуменно нахмурилась Шерри.

– Просто стало интересно, почему ты не любишь собак.

– Не знаю. Нипочему. Просто не люблю.

– Может, тебя в детстве собака укусила или что-нибудь такое?

– Да вроде нет. У соседей была злая собака, но я с ней не сталкивалась… А что? – Она нахмурилась. – Ты просто переводишь разговор на другое!

– Да нет, я…

– Ты сделал мне больно!

– Извини. Мне правда жаль.

Шерри вгляделась ему в лицо.

– Врешь ты все, – сказала она.

* * *

Во сне он сидел на полу в темной комнате, ничего не видя и не слыша. Воздух был теплым и влажным, и Стив сильно вспотел. Он знал: он не один здесь, кругом враги, и нельзя выдавать им свое присутствие. Стоит пошевелиться, издать какой-нибудь звук – и они бросятся на него.

Раздался громкий щелчок – щелк! – и яркий свет с потолка залил середину помещения. Там, на невысоком деревянном помосте, словно на сцене, разворачивалась кровавая «живая картина». Окровавленный мужчина за зеркальной рамой смотрел на изувеченное женское тело. Мертвая женщина сидела в кресле: ее полуотрубленная голова свисала на грудь – точнее, на то место, где больше не было груди, а были лишь потоки крови, неопрятные лохмы кожи и изрезанных мышц. Мужчина, обнаженный, пугающе уродливый, сидел в таком же кресле. Открытых ран на нем Стив не видел, однако неподвижное лицо и немигающие глаза заставляли и в нем заподозрить мертвеца.

Свет прожектора, направленный на эту гротескную «сцену», выхватывал из тьмы и первый ряд «зрительного зала». Сперва Стив заметил на полу перед креслами ряды башмаков – ног в огромных, остроносых клоунских башмаках. А затем и их хозяев.

Все это были клоуны.

Новый громкий щелк! – и свет погас.

Снова наступила тьма.

И в этой тьме Стив ощутил на щеке теплое чужое дыхание, пахнущее леденцами и попкорном.

– ПРИВЕТ! – сказал ему чей-то ласковый голос.

– Уилл! Привет, старина!

– Стив? – переспросил Уилл, кажется, немало удивленный.

«Еще бы!» – подумал Стив.

– Сколько времени?

– Часов десять. Я не слишком поздно?

– Да нет, я только что вошел.

– Просто хочу узнать, какие у тебя планы на завтра, – самым беззаботным тоном поинтересовался Стив.

– Да никаких особенно. – Пауза. – А что?

– Видишь ли, мы с Шерри собирались завтра с утра в пеший поход в каньон Моджеска, но она меня кинула. Кто-то там заболел у нее в библиотеке, пришлось подменить. – Все это была ложь, от первого до последнего слова. – Вот я и подумал: не хочешь ли сходить со мной? Ты же любишь поразмяться.