Элита. Взгляд свысока - Ирина Волчок

Она свернула свое вязание, поднялась и пошла к двери. Остановилась, оглянулась и виновато сказала:

— А завтра Оксана приедет. На минутку. Приедет — и уедет. Занятая.

— Ну, не в последний же раз, — возразила Александра успокаивающим тоном. — Освободится немножко — почаще приезжать будет. Сто раз еще увидитесь.

— Ну, да, наверное, — с сомнением согласилась Надежда Ивановна. — Спасибо вам, Саша. И за Настю тоже.

Она вышла, а Александра еще долго сидела неподвижно, вспоминая, как три дня назад Зоя Михайловна сказала ей почти то же самое:

— Сашенька, спасибо тебе большое… И за Настёну спасибо. Если бы не ты…

Сердце болело. В свои законные выходные она успела сделать все, кроме необходимого: зайти в тот диагностический центр — рядом же, практически рядом с домом! — и узнать, наконец, какого черта… пардон, с какой стати повадилось болеть ее молодое и тренированное сердце. А вот, наверное, с такой стати, что она сидит часами неподвижно с разными вредными книжками. Надо пойти погулять по саду. Лучше бы — побегать, но по такой жаре не хочется. Ничего, пешком ходить тоже полезно.

Александра встала, пошла к двери — и тут заметила сумку, которую Надежда Ивановна забыла в кресле. Отнести, что ли? Ладно, потом. Вынула сумку из кресла, повертела в руках. Биркин. Хозяин сам купил. Суперконсервативный стиль. Запредельные цены. Надо надеяться, что Надежда Ивановна не догадывается, сколько стоит этот мешок под ее рукоделье. Александра положила сумку на стол, на самое видное место — может быть. Надежда Ивановна вспомнит и зайдет забрать, — и пошла гулять в сад.

Поздно вечером, уложив Настю, а потом еще долго просидев с Леонардом Семеновичем и Надеждой Ивановной на веранде за чаем и за разговорами ни о чем, Александра вернулась в свою комнату, увидела на столе сумку и слегка позлорадствовала: знал бы Хозяин, что о его многотысячном подарке просто забыли… Но вообще-то надо утром отнести подарок забывчивой Надежде Ивановне.

Но утром Александра тоже об этом забыла. День начинался суетой, какими-то передвижениями привидений из охраны по всему дому, неожиданным заявлением Насти, что холодный душ ей надоел, растерянностью Нины Максимовны — почти такой же, как в первые дни… Да еще старики заметно нервничали, за завтраком почти ничего не ели, сидели молча, держались под столом за руки, рассеянно улыбались Насте, на Александру поглядывали беспокойными глазами. Ожидающими.

Все сегодня смотрят на нее ожидающе. Даже Хозяин. Уехал рано, еще до завтрака. Встретил Александру, когда она выходила из своей комнаты — неужели специально поджидал? — и сказал, что скоро вернется. И посмотрел ожидающе.

Чего они все от нее ждут? Да нет, не от нее. Все они просто ждут приезда Хозяйки. Нервничают. И смотрят на Александру потому, что ищут поддержки в ее непоколебимом хладнокровии. И не знают, что она так и не успела зайти в тот диагностический центр.

Хозяйка приехала до обеда. Плохо. Если бы после обеда — Настя бы уже спала. А сейчас встречи избежать вряд ли удастся. Настя не отходит от дедушки и бабушки, а Хозяйка и приехала затем, чтобы повидаться с родителями. Соскучилась.

Во что Александра категорически отказывалась верить.

С появлением Хозяйки в доме сразу стало нервно. И даже тесно. С Хозяйкой приехала какая-то девица. Странная — в шортах, в топике и в тяжелых высоких ботинках на шнуровке. Все — черное. И очень короткие черные волосы, почти такой же ёжик, как у привидений из охраны. Спросила что-то у Сан Саныча, внимательно выслушала, кивнула, незаметно растворилась в доме. Александра ни разу после этого ее нигде не встретила, но присутствие ощущала постоянно. И присутствие Тихони постоянно ощущала. И еще каких-то привидений, которых было больше, чем обычно. Не видела ни одного, но твердо знала: сегодня их больше. В доме просто тесно.

В гостиной Хозяйка развлекала родителей светской беседой. Томно жаловалась на безумную занятость. Страшное количество работы, просто страшное! Когда начинаешь новый проект — это всегда так бывает. Тем более, если проект такой крупный. Несколько отечественных бизнесменов набиваются в партнеры. И один банк готов быть инвестором. Все это так напрягает… Зачем распыляться? Уже идут переговоры с иностранными инвесторами. Это гораздо перспективней, гораздо… Да и среди иностранных мы еще повыбираем. В наш круг не всех можно допустить.

Хозяйка молола всю эту чушь светским голосом, в светской позе сидя в большом замшевом кресле, и было совершенно непонятно, перед кем она тут выступает. На родителей почти не смотрела. Ни на кого почти не смотрела. Бегала слегка косенькими глазками по сторонам. Все чаще оглядывалась на Александру, которая ни на шаг не отходила от Насти. В Хозяйкином взгляде — кажется, то же ожидание. Эта-то чего от нее ждет? Похоже, начала нервничать. Сильно. Сейчас в туалет побежит.

Хозяйка вскочила, со смешком сказала, что сейчас вернется, торопливо вышла за дверь. Ее ухода будто никто не заметил. Настя все так же увлеченно рисовала цветными карандашами коллективный портрет папы, дедушки и бабушки. Дедушка и бабушка все так же увлеченно следили за ее действиями, иногда переглядываясь и улыбаясь друг другу. Хозяин все так же неподвижно стоял возле окна, смотрел то на стариков, то на дочь, то на Александру. С ожиданием. Александра все так же сидела за спиной Насти, делая вид, что наблюдает за построением перспективы. Затылок просто горел от лазерного прицела. От двадцати лазерных прицелов. От всех лазерных прицелов, изготовленных специально для этого круга…

Через пару минут вернулась Хозяйка, опять шлепнулась в кресло, скинула туфли, подтянула ноги под себя, уже вполне нормальным голосом пожаловалась, что натерла мозоли: фирма называется… Вообще-то она привыкла дома в тапках ходить. Ладно, попозже переобуется. Мама, папа, как здесь, ничего? Привыкли уже? Вот и хорошо. Да, а как мама после операции-то? Нормально? Ну и слава богу… Да, так насчет иностранных инвесторов! Среди них тоже придется выбирать. Очень внимательно…

Ее никто не слушал. Даже никто не притворялся, что слушает. Старики в течение дочкиного монолога все больше скучнели. Им было неловко за нее. Но и только. Они уже не нервничали так, как утром. Просто печалились. И одновременно — заметно успокаивались.

А Настя, похоже, вообще никаких особых чувств не испытывала. При встрече:

— Мама? Бонжур. Ты зачем приехала?

— Тебя повидать. Бабушку и дедушку. Как ты живешь здесь без мамочки, девочка моя маленькая?

— Вери гуд, мерси. Только я уже большая. У тебя опять очень много духов. Ты их никогда не смываешь?

— Шо хоть ты лепишь?! Ваще, што ли?! — Злобный взгляд на Александру, отвешенная нижняя губа. — Это хто тебя учит грубить матери?!

— Никто не учит. А как я тебе грублю… нагрубила? Не понимаю. Все равно, миль пардон. Сорри. Прости меня, я нечаянно.

— Ну, ка-а-анеш-ш-шно…

Еще один злобный взгляд на Александру.

И все, больше Хозяйка на дочь особого внимания не обращала. Впрочем, Настя на мать тоже не обращала внимания. Не демонстративно, нет. Просто не думала о ней. Отвыкла. Никаких чувств. Это вина Александры. Или заслуга? Да нет, разве так можно — дочь не любит родную мать… Но ведь и мать не любит родную дочь. Это вина матери. А то, что дочь при этом не страдает — это заслуга Александры. Жить по такой логике все-таки гораздо легче…