Подвал. В плену - Николь Нойбауэр

И только одна мелочь не давала Вехтеру покоя. До того как выйти из комнаты, он обернулся и откопал в куче вещей шарф, после чего засунул его в пакет для улик.

Ханнес сделал глоток воды из бутылки. Слава богу, пора возвращаться в комиссариат. Почти как домой. Хранитель Молчания сидел рядом с ним. Почти как семья. Может, он даже чаще видел его, чем родственников.

– Где ваш сын? – спросил Ханнес Баптиста.

– Вы должны это выяснить. Это ваша работа.

– Он вас боялся?

– С какой стати?

– Потому что вы его били.

– Я никогда его и пальцем не трогал.

Он повторил слова Оливера, как заученный стих. Все они знали, что это ложь. Ханнес знал. Баптист знал. А вдруг случилось так, что Баптист в очередной раз избил его? Не стоило им отправлять Оливера домой. Или нужно было забрать мальчика, как только алиби отца лопнуло. Но как? Против указаний Целлера, невзирая на сопротивление Хенке, вопреки воле Оливера?

– Почему вы дали ложные сведения о том, в какое время уехали из Франкфурта?

– Я ничего подобного не давал!

– У нас есть фото, на котором видно, когда вы покинули фирму.

– Но нет моей фотографии в Мюнхене.

– Мы выяснили, что в шестнадцать ноль ноль, чуть не доехав до Мюнхена, а именно на автостанции Пфаффенхофен, вы расплатились кредитной картой.

– Я по этому поводу не должен давать показания.

Ханнес взглянул на Хранителя Молчания, ища поддержки, но тот лишь улыбался, развалившись на стуле, словно смотрел один из кубковых финалов шестидесятых годов.

– Как вы можете объяснить травмы, полученные вашим сыном?

– Я не могу их объяснить. Я к этому не причастен.

Ханнес раскрыл папку и помахал перед Баптистом пачкой фотографий, как колодой Таро: увеличенные снимки ран, ушибов, синяков на бледной коже.

– Qu’est-ce que… что… Кто это?

Хорошо. Появилась реакция – заикание. Маленькая трещинка.

– Просмотрите фотографии. Просмотрите их внимательно. Эти снимки сделали судмедэксперты.

– И что это значит? – Баптист отодвинул от себя фото.

– Это не труп, господин Баптист. Это ваш сын.

Баптист отвернулся:

– Топорная работа. Я напишу на вас жалобу.

– Снова? Не делайте из себя посмешище. – Ханнес еще раз попытался вытащить из резерва прежнего Баптиста. – Почему вы выехали из Франкфурта раньше?

– Коммерческая тайна.

– Когда ведется расследование убийства, не существует никаких коммерческих тайн. Об этом я вам говорил еще в самом начале.

– А я вам еще в самом начале сказал, что отказываюсь давать показания по этому поводу.

– Мне кажется, вы очень хорошо и много говорите.

– Как изволите. Могу прекратить.

Баптист прикурил сигарету и застыл в мстительном молчании. Расследование словно налетело на стену на полном ходу. Как это только удавалось Баптисту? Неужели такие люди, как он, учатся этому на семинарах для руководителей? Или все они состоят в какой-то секте?

Ханнес посмотрел на Хранителя Молчания. Их взгляды пересеклись. Хранитель кивнул.

Ханнес наклонился к крошечному микрофону, пробивавшемуся, как росток, сквозь столешницу.

– Верховный комиссар уголовной полиции Штаудингер продолжит прием показаний у господина Лорена Баптиста, потому что господин Лорен Баптист может поцеловать господина главного комиссара уголовной полиции Брандля в одно место. Ох, и для Юлии: не обязательно перепечатывать эту фразу дословно.

Ханнес откатился на стуле в сторону и еще раз приложился к бутылке, углекислый газ обжег ему горло, но он заставлял себя пить глоток за глотком, пока к нему не вернулась трезвость мысли.

Замигала неоновая трубка.

Блип, блип, блип.

В коридоре кто-то бросал монетки в кофейный автомат. Звякнул телефон и тотчас же умолк.

Блип, блиплип – мигала лампа в известном только ей ритме.

Баптист откинулся на спинку стула, шорох его башмаков звучал в тишине необычайно громко. Он попытался выиграть дуэль взглядами у Хранителя Молчания, но сдался спустя несколько секунд:

– Вы не хотите меня спрашивать?

– П-ф-ф.

– Как долго еще продлится этот фарс? Вы не можете держать меня здесь еще дольше. Я отказываюсь от дачи показаний, я хочу домой.

Хранитель пожал плечами.

Баптист встал, походил взад-вперед, как муха, которая жужжала перед окном, потом снова сел и уставился на Хранителя Молчания. Наверное, он размышлял, не играют ли тут в игру «добрый и злой полицейский». И был ли Хранитель Молчания «добрым». Как сильно можно ошибаться! Баптист отодвинул стул назад, но дальше не получилось. Позади него была стена. Он развернулся, глаза у него были, как у загнанного зверя. Он долго не сможет все это выдержать. Они его быстро упакуют. За нанесение тяжких телесных повреждений. Может, он сам сделал из сына убийцу? Толкнул его за грань сумасшествия? Тогда неудивительно, почему Баптист хочет удержать полицию подальше от Оливера любой ценой. Ханнес уже сомневался, спрятал Баптист Оливера или мальчик сбежал по собственной воле. Он менял мнение чуть ли не каждую минуту. Его собственный голос звучал в голове снова и снова, слова, которые он произнес, когда отдавал указания по розыску: «склонен к суициду».

Он зажег экран телефона. Никаких звонков. Никаких новостей. Для верности он проверил еще раз.

– Сидят здесь два высокооплачиваемых комиссара уголовной полиции и играют с телефонами, пока мой сын где-то на улице?

Только не отвечать на вопросы. Не оправдываться. Ханнес больше не выиграет этой бессмысленной дуэли на словах. Он устал от этого человека, просто устал.

– Сделайте же что-нибудь! – не унимался Баптист. – Если хотите, арестуйте меня, но делайте хоть что-нибудь! Мой сын где-то на улице. Вы не можете меня здесь задерживать, это бессмысленно!

– О, отнюдь! Еще как можем, – произнес Ханнес, не отрываясь от мобильника.

Баптист опустился на стул и подпер голову обеими руками. У Ханнеса должно было возникнуть сочувствие к этому человеку, но запас эмоций в его душе израсходовался. Он уже хотел выключить телефон, его палец попал не на ту иконку, и на экране засветились звезды на темном небе, мерцающие огоньки.

Он закрыл глаза, и огоньки превратились в лучи поисковых прожекторов, которые плясали на берегу Изара и отражались в темной воде. Стоп. Это были не его собственные страхи.