Магус - Владимир Аренев

Он примерил их на себя, чуть подтянул в одном месте, приотпустил в другом. Прошелся по комнате, пригибаясь, чтобы не задевать головой низкий потолок.

Сносно. Пару деньков перетерпеть можно. В конце концов, низкий потолок, к которому он вернется потом, будет донимать его значительно больше и дольше.

Прежде чем отправляться, Андрий снял с себя сундучок и упряжь — и заглянул к соседу, сказать, что уходит. Мол, пусть передаст чернецам: дела неотложные позвали в дорогу, но скоро вернусь, так вы не волнуйтесь и не серчайте на старого дурня.

* * *

«…и не серчайте».

Про дурня писать все же не стал. И так, подумал, глупо получается, как будто я же убил, а теперь пустился в бега.

Степан Корж, Андриев сосед, лежал рядом, в своей кровати — мертвый; таращился оледеневшим взглядом в потолок. Видно, умер еще до прихода человека с сундучком, потому и не слышно было, пока разговаривали, его кашля.

Ярчук закрыл Степану глаза и перекрестился. Потом вернулся к себе — оставил на кровати записку, подцепил на спину сундучок, а на пояс — саблю, забросил на плечо дорожный мешок и шагнул в шпитальный коридор.

* * *

Конь действительно ждал у колодца. Дождь — тоже. «Не беспокойся. К тому времени, когда ты придешь, дождь уже начнется. Он будет недолгим и скоро закончится. А потом…»

Совпадение, сказал сам себе Андрий. Или просто человек в плаще хорошо умеет предвидеть приближение непогоды. Вот был у них один такой козак, Кирило Гусак, так тому ляхи ногу прострелили, — с тех пор как на дождь собиралось, он всегда за час-два знал: рана ныла. Наверное, у человека в плаще что-то похожее.

Подумал и выругал себя: кого обманываешь, старый дурень?!

Да и какая, Боже мой, разница, откуда владелец сундучка знал, что начнется дождь? Знал и знал. Пусть нацепит это знание на древко заместо бунчука и разгуливает по дорогам. Ярчуку-то что до того?

Намного больше его тревожил конь, которого этот дождепредсказатель назначил Андрию для путешествия. Еще издали ему показалось, что животное очень похоже на Орлика, но Андрий не поверил, конечно. Орлика должен был забрать с собою Гнат, они так уговорились меж собой. И вряд ли Голый продал или отдал бы коня своего спасителя кому бы то ни было.

Вот только владелец сундучка — не кто бы то ни было, вдруг сообразил Андрий. И Гнат встречался с ним однажды, с этим человеком в плаще.

Словом, когда Ярчук подошел поближе и увидел, что перед ним действительно Орлик, он уже почти и не удивился. Разве только насторожило, что конь, оседланный, взнузданный, с двумя пистолями в седельных чехлах, с рушницею, к седлу же притороченной, покорно дожидался у колодца — и никто не увел Орлика, и сам он оставался все это время на месте. А ведь прежде никого, кроме хозяина, не слушался, конь своехарактерный, дерзкий. Или владелец сундучка только что привел его сюда и теперь прячется где-то в кустах, ждет, пока Андрий?..

«Дождь скоро закончится. Тогда садись на коня и езжай в сторону радуги.

Не удивляйся. Это будут особый дождь и особая радуга. Слепой дождь случается не только при солнце, но и при полной луне. И радуга бывает не только днем, но и ночью. Темная радуга. Тебе — на ту ее сторону».

Вдруг Андрия охватило давно забытое щемящее чувство восторга — искристого, неуправляемого. Он как будто помолодел, омытый этим слепым лунным дождичком. Он снова стоял на перепутье, все шляхи расстилались перед ним, рядом переступал с ноги на ногу Орлик, висела на поясе верная сабля — чего еще надобно козаку?! Опасности? Вот уж ее точно в ближайшие дни у Андрия будет предостаточно!

Он запрокинул лицо к небесам — дождь уже прекратился. И — да! — там кошкой мокрой, бешеной выгибала свой хребет темная радуга. Один ее конец исчезал где-то за верхушками дальнего леса, другой же упирался в лысый холм, что торчал, ровно последний зуб во рту старца, совсем близко от колодца на перекрестке.

«Торопись, радуга долго не продержится! Как увидишь, скачи во весь дух к ближайшему месту, где входит она в землю».

— Ну давай, Орлику-братику! Не подведи!

Конь, фыркнув, помчался к холму. По неширокой, хорошо утоптанной тропке они буквально взлетели наверх, ветви кустарника, густо покрывшего этот бок холма, когтили Орликовы бока и шаровары Андрия.

Приехали. Встали, чтоб отдышаться.

Совсем рядом тянулась к небу радуга. Ее мощный костяк переливался всеми оттенками черного и уходил куда-то ввысь. Ярчуку почудилось, что колонна радуги тихо, почти на самом пределе слышимости поет мрачный гимн ночи — и тому, что в ночи стремится выбраться в этот мир с той стороны.

Где-то в кустах, ниже по склону, тяжело вздохнули и завозились. Встревоженный козодой разорвал надвое воздух над Ярчуковой головой и сиганул кверху, наткнулся на радугу, пронзительно вскрикнул — квир-рр-р!!.. — пропал. В кустах продолжалось движение, кто-то продирался через чащу к верхушке холма.

«Учти, что за сундучком будут охотиться. Не скажу кто. Скажу только, что тебе лучше бы никогда с ними не встречаться. Если заметишь что-нибудь подозрительное, беги. Не принимай их вызов, сколь бы ни хотелось тебе проявить отвагу.

Мне нужно, чтобы ты добрался до места целым и невредимым. И с сундучком. Поклянись, что поступишь именно так, как я хочу.

— Клянусь. Именем матери своей клянусь!

— Принимаю твою клятву. Помни о ней, козаче».

Он легонько тронул Орликовы бока каблуками (шпор никогда не надевал!), направляя его прямо туда, где радуга входила в землю.

И они въехали.

В землю.

Никогда раньше Ярчуку не приходилось наведываться в Вырий этим путем. Да, признаться, он и в Вырии-то бывал не так часто, как полагали многие, чье знакомство с характерниками ограничивалось дедовскими сказками на печи. Нечего живому человеку лишний раз соваться в мир нежити! — это Андрий усвоил с первых же уроков у своего наставника, старого слепого характерника со странноватым прозвищем Свитайло.

Мир наш, объяснял Свитайло, устроен так: мы живем в Яви; когда же приходит человеку время помирать (то есть по миру дальше отправляться), попадает он на Господний шлях, что находится посеред Равнины предсмертия. А оттуда — уж как получится. Большинство уходит за окоем, как только Костлявая покидает их душу. Но люди-то разные бывают, сынку.

И доля у них тоже — разная.

Возьмем тех же чародеев-колдунов, бабок-шептух и прочий люд ведовской. Почему «ведовской»? Да потому что ведают побольше обычного человека. Но и расплата за то им выходит тяжелая, не зависящая, к слову сказать, от того, добро или зло творили они в Яви. Главное тут, что шли они супротив Христовой веры, которая вот уж несколько столетий как воцарилась на наших землях. Нет, сынку, я сейчас не о вреде или пользе православия говорю — мне ли о таких материях судить?! Я о том, что ведуны всякие (да вот хотя б мы с тобой), даже если добро людям приносят, все ж таки против Господа идут, нарушают Христом заповеданное. Так, во всяком случае, мне один монах объяснял… Крепко мы тогда заспорили с ним… ну, неважно. Важно то, что после смерти своей, ежели человек сильно был к Яви привязан, про-Явь-лялся здесь ярко, значительно, — сложно ему к Господу идти, нет ему пути по шляху Господнему, приходится свой торить, через другие пространства.