Мудрая змея Матильды Кшесинской - Елена Арсеньева

– Вы сильно побледнели, – с беспокойством всмотрелся в ее лицо Маршан. – Действительно, вам сегодня досталось, и отчасти я в этом виноват.

Отчасти, главное! Даже не представляешь, насколько ты виноват!

– Я отвезу вас в ресторан и угощу, – решительно заявил Маршан. – Хотите в «Бретонские блины»? Там прекрасно готовят. Это самое малое, чем я могу реабилитироваться. А потом доставлю вас в Мулян, как и обещал.

В Мулян! Еще чего не хватало! Да разве Алена Дмитриева способна сойти с тропы войны, в смысле расследования? Ей нужно в Нуайер. Нужно успокоить мадам Бланш. Сказать, что ей больше нечего бояться: Рицци теперь навсегда от нее отстали, и старший, и младший.

Но главное – нужно встретиться с Жаком. Только разговор с ним даст ответ на все вопросы.

Алена рассеянно огляделась – и внезапно поняла, где ей взять если не крылья, то хотя бы их подобие.

Эта идея подействовала на нее, как килограмм зефира в шоколаде. Все-таки своевременные уколы иголок и булавок – великая вещь! Главное, от них не толстеешь.

По мере сил она постаралась скрыть свое возвращение в жизнь от Маршана.

– А на чем вы собираетесь меня везти в ресторан? – спросила она слабым голосом.

– Как – на чем? – удивился Маршан. – Вам не нравится эта машина? – И он самодовольно указал на свою обворожительную «Ауди».

– Она прекрасна, – совершенно искренне ответила Алена. – Но царапина… Может быть, сначала скрыть следы преступления?

– Адская рать! – прошипел Маршан. – Ну и шутки у вас!

– Какие уж шутки, – вздохнула Алена. – Придется идти пешком, а у меня ноги подкашиваются.

«Догадайся! Догадайся же, Бати!» – отправила она мысленный сигнал, и – о чудо! – он был принят.

– Я отвезу вас в багги, – сообразил Маршан.

– О, с удовольствием, – согласилась Алена, с трудом скрывая торжество.

Маршан стащил чехол с багги, и наша героиня прищурилась: знакомая модель! Очень напоминает плоскую клетку или плетеную корзинку на четырех колесах с толстыми шинами. Называется «Mioche Renault». Точно такая у Жильбера, мулянского соседа. Такая же имелась еще у одного зловредного типа по имени Эсмэ, который на этой машинке однажды гонял Алену Дмитриеву по мулянским полям, как затравленную зайчиху[44]. Тоже, к слову сказать, был влюблен – и тоже чуть не прикончил… Да, что такое любовь, каждый в этих краях понимает по-своему. Наверное, по этой причине Алена Дмитриева никогда не завела здесь ни одного романа – только материал для их написания находила в неограниченном количестве.

Типу по имени Эсмэ, кстати, она отомстила по полной программе, тоже написав о нем роман!

– Садитесь и не забудьте надеть ремни, – сказал Маршан, проворно садясь за руль и вставляя ключ зажигания с простеньким брелоком – золотистым камушком, оправленным в серебристую сеточку.

– Конечно, – отозвалась Алена, с демонстративным трудом заталкивая себя на пассажирское сиденье.

В багги их только два – для водителя и седока, а дверей там вообще нет. Она села, и коленки мгновенно поднялись выше головы.

Бросив взгляд на стрелку топливного бака и убедившись, что он полон, Алена принялась вяло возиться с ремнями, но вдруг повернулась к Маршану, словно бы внезапно вспомнив что-то:

– Послушайте, Бати! Неосторожно вот так оставлять «Ауди» на виду и мотоцикл в кювете. Я понимаю, что сюда практически никто не заглядывает, место глухое, но вдруг нагрянут ваши друзья-жандармы, да мало ли кто еще? Я потерплю, а вы прикройте машину чехлом и попытайтесь вытащить мотоцикл.

Может, и мелькнуло у Маршана какое-то подозрение насчет внезапного приступа заботы у коварной Элен, но инстинкт самосохранения оказался все же сильнее. Он выбрался из багги и пошел разворачивать небрежно брошенный на землю чехол-гараж, чтобы накрыть им «Ауди».

Алена закинула за спину рюкзачок, сильным движением перебросила себя на водительское место, повернула ключ в стояке и нажала правой ногой педаль тормоза.

– Бати! – окликнула она – и насладилась глупейшей гримасой на лице антиквара. – Вы говорили, я могу в возмещение морального ущерба взять то, что мне нравится? Мне нравится эта машинка. Я беру ее. Не навсегда, не волнуйтесь! Постараюсь вернуть в целости и сохранности!

Алена включила повышенную передачу, отпустила педаль тормоза и плавно нажала на газ.

Маршану потребовались какие-то секунды, чтобы отшвырнуть чехол-гараж и броситься к багги, но за это время проворной маленькой машинки и коварной авантюристки уже и след простыл.

Из «Воспоминаний об М.К.»

Мы с мужем были еще в Ле Везине, когда гитлеровцы вошли в Париж, промаршировав через наш уютный пригород. Мы отсиживались дома (признаюсь, в подвале) – подобно большинству наших соседей. Потом, конечно, вышли, увидели оккупантов – это было страшно, однако увидеть их на улицах Парижа оказалось куда страшнее, как говорят англичане: shock! Серые фашистские мундиры около Нотр-Дам, солдаты моют сапоги в Сене, офицеры фланируют по Гран Бульвар и фотографируются на фоне Тур Эффель! Я рыдала как ненормальная… Ниночка Кривошеина потом говорила, что она вообще два дня не отваживалась выйти из дома, но потом решила, выходя на улицу, немцев просто не видеть, словно их нет. Это ей помогло. Я тоже постепенно научилась держать себя в руках.

Да все научились.

Первым делом немцы велели перевести часы на три часа назад и закрыли все школы. Скоро их снова открыли и даже в Сорбонне начали читать лекции. В одиннадцать вечера наступал комендантский час. После десяти люди словно с ума сходили, так мчались, чтобы успеть на последний поезд метро. Всякий нарушивший комендантский час мог быть арестован.

Первые дни и месяцы оккупации были самые тяжелые, и не только потому, что очень трудно было привыкнуть к самому этому факту, не только потому, что была полная чехарда с карточками и случались драки в очередях. Еще и зима снова настала морозная, даже сильнее минувшей. Морозы стояли для Парижа небывалые: минус 15 градусов, даже минус 18, снегу была уйма, его никто не убирал, и он лежал вдоль тротуаров. Я помню, какова была зима восемнадцатого года в Москве, где мы тогда жили. Почти такая же!

Но время шло, и люди понимали, что жизнь идет и нужно продолжать жить. Мы привыкли использовать древесные опилки вместо угля, карбид для ацетиленовых ламп взамен электричества. Привыкли пить кофе-эрзац из жареных каштанов с сахарином.

Но самое унизительное – мы привыкли к неизбежному «сотрудничеству». Очень многие пошли на службу к оккупантам или в те организации, которые они поддерживали. Чтобы получать зарплату выше средней, сотни тысяч французов стали работать в организации Тодта, строили на побережье Франции под руководством немецких инженеров систему укреплений «Атлантический вал»…