Черный легион - Богдан Сушинский

Родлю очень хотелось поинтересоваться, какую именно, однако любопытствовать настолько откровенно все же не решился. Скорцени должен был сам посвятить его в свою тайну, если, конечно, сочтет необходимым.

Но штурмбаннфюрер задумчиво стоял у карты и всматривался в желтые очертания горных хребтов, опоясывающих Байкал.

— Ему во что бы то ни стало нужно пройти всю Сибирь, пока не выпадут снега и не ударят пятидесятиградусные морозы, — сказал адъютант.

Скорцени вопросительно взглянул на него.

— Так объяснил агент, работающий под крышей посольства Маньчжоу-Го, — добавил Родль, побаиваясь, как бы Скорцени не заподозрил его в том, что он стал специалистом по Сибири.

— Мне почему-то кажется, что этот парень пройдет.

Холодный моросящий дождь изматывал душу и заставлял содрогаться тело. Разбухшую шинель хотелось содрать с себя вместе с влажной продрогшей кожей.

Они бредили о тепле и хотя бы рюмке водки. Однако ни тепла, ни водки не предвиделось. Даже если окажется, что им можно войти в хижину, возле которой они топчутся уже второй час.

— Ну что, барон, рискнем?

— Мы рисковали и не в таких ситуациях.

— Хотя и не хотелось бы рисковать именно в таких…

— Софистика, — поежился Тирбах.

Они пришли сюда без плащ-накидок, дождь застал их уже в пути. А укрыться было негде. Последние два дня диверсанты скрывались в заброшенной избушке лесника, в шести километрах от города. Курбатов пока не знал, ищут ли их в Челябинске, но чувствовал: шлейф тянется за ним уже давно.

Контрразведка красных не могла не заметить, что идут они по железке, лишь на какое-то время отходя от нее, чтобы вновь появиться и упорно двигаться на запад. Так что чекистам должно быть ясно: Челябинска группе не миновать.

Оба взглянули на небо. Дождь утихал, однако серая пелена не развеивалась, а наоборот, темнела, приобретая где-то на востоке, к центру города, едва заметную розоватую окраску невидимого отсюда, поглощенного завесой дождя, заката. В домике, который они держали под контролем, зажегся едва уловимый отсюда, из-за кустарника, свет.

На стук вышел широкоплечий медведеподобный мужик в старом, наброшенном прямо на голое тело ватнике.

— Мы к вам, — Курбатов подступил к нему вплотную, грудь в грудь, но мужик не отступил. Чувствовалось, что он не из тех, кто привык уступать дорогу и тушеваться.

— Мы должны войти в дом, — захватил Курбатов руку мужика, в которой тот сжимал топорик. — Мы — оттуда. Нужно поговорить.

Только войдя в дом, Курбатов вспомнил кличку его хозяина — «Перс».

— Вас предупредили, что нужно ждать гостей?

— Допустим.

— Что, действительно предупредили? — не поверил Курбатов. Он знал, что связь с этим агентом прервана еще два года назад. Спрашивая о предупреждении, он откровенно блефовал. Важно было дать понять, что явился сюда не по собственной воле, а по заданию.

— Сообщили, а что? — слова еле пробивались через густую хрипоту, которую могла источать лишь гортань, давно сросшаяся и забитая тиной.

— Каким образом?

— Каким-каким? Вспомнили. Прислали гниль прыщавую.

— Когда появился этот связной?

— Вчерашней ночью.

Только теперь Курбатов поверил Персу и заставил себя с уважением подумать о разведке Семенова: в этом случае она сработала неплохо.

— Вы пока не спросили, кто я. Вот фотография. О которой вам все должно быть известно.

— Что ты мне фотографию суешь, в Христа мать и двенадцать апостолов, — едва взглянул Перс на снимок. — Моя сестра. Замужем была за полковником Колдасовым, да сгинула где-то в Персии. Ты-то кто?

— Легионер. Так и зовите.

— Во! Легионер, в Христа мать и двенадцать апостолов. Точно, так эта гниль прыщавая и называла тебя. Хорошо, что генерал Семенов, в душу его, своих рубак не забывает. Но как они меня нашли?

— Кто — они?

— Немцы, в Христа мать и двенадцать апостолов.

Курбатов незаметно взглянул на Тирбаха, словно ответ на этот вопрос должен был знать он.

— Почему решили, что вас нашли немцы? — осмелился вмешаться подпоручик.

— Баба, которую они прислали сюда, была, конечно, русской. Смазливая хреновка. Но вышли-то на нее немцы. Не ко времени я вам всем понадобился, прямо скажу, не ко времени.

— Не ройте себе могилу, Перс. Те, к кому не ко времени появляются, — не ко времени уходят. В нашем деле только так.

Курбатов прошелся по комнате, заглянул в соседнюю и, убедившись, что там никого нет, по-хозяйски уселся за стол, мановением руки приглашая Перса и Тирбаха последовать его примеру.

Перс на несколько минут исчез в соседней комнате и вернулся к столу уже с запиской в руке.

— Вот: это она просила передать. И сказала, что твоего ответа и твоих действий ждут в Берлине. Тобой там заинтересовались высокие чины.

«Легионер, — прочел Курбатов, развернув записку. — Понимаю, что рискую собой и вами. Но иного способа перехватить вас не существует. Это понимают и в Берлине, и в Харбине. В Бузу-луке, у входа на старое городское кладбище, сидит нищий в тельняшке. Вы должны подойти к нему в час пятнадцать минут дня. Пожертвовать рубль и сказать: «Я — от Перса. Помолись за князя». Нищий объяснит, где вас будет ждать человек, от которого получите все дальнейшие инструкции. Персу передайте все, что хотите передать своим. С ним свяжутся. Фельдшер».

«Фельдшер? — удивился Курбатов. — Это же Алина! Значит, жива! Господи, жива! Сумела добраться».

Он счастливо рассмеялся, чем вызвал мрачную, недоверчивую ухмылку Перса. Лицо его, грудь, голова, руки — все было покрыто короткой курчавой порослью, превращая Перса в некое подобие «черного человека»— мрачного, загадочного и уж, конечно, чернокнижного. Смеясь, он оскаливал крепкие белые зубы, похожие на клыки лесного человека, о котором столько всяческих легенд ходило на русском Дальнем Востоке и в Маньчжурии.

— Записку вам привезла сама эта женщина, Фельдшер?

— Очень красивая хреновка, — только сейчас Курбатов заметил, что Перс говорил с легким восточным акцентом. Похоже, что когда он вспоминал о женщинах, акцент усиливался.

— Сколько она пробыла у вас?

— Почти двое суток, — Перс насмешливо, вызывающе смотрел на Курбатова. Был этот человек, по всей вероятности, недюжинной силы и такой же наглости. А потому не из трусливых. — Предлагал ей остаться.

«Еще немного — и мы бы свиделись, — с тоской подумал князь. — Не судьба».

Он вновь окинул взглядом хижину Перса. Изнутри она представлялась не такой уж ветхой и убогой, как могло показаться, когда глядишь на нее снаружи. Тем не менее бедность обстановки была очевидной.