Голодная бездна - Карина Демина

– Лилии?

– Нет, лилии оставь для того, кто так и не смирился с потерей…

– Что ты о нем знаешь?

– Ничего. Я лишь вижу пути, Мэйнфорд-мааре, но спрашивай, и если в моих силах будет дать ответ, я дам… я всегда отвечаю.

Красные спирали на маске ее меняли цвет, переползали, сворачивались и разворачивались, а запах, в нем теперь отчетливо ощущались цветочные ноты.

– Но сначала скажи, дашь ли ты мне то, чего я хочу? – Ее рука дотянулась до шеи Мэйнфорда и острые треугольные ногти царапнули кожу.

Она была так близка.

И невероятно желанна.

И вспомнилось вдруг, что с женщиной Мэйнфорд давно уже не был. Конечно, он предпочитал иметь дело с профессионалками, но… какая, к Бездне, разница?

– Ты покажешь мне свое лицо?

– А у тебя хватит смелости заглянуть под маску? – Шепотом спросила Провидица, приподнимаясь.

Хватило.

И не только на маску. В конце концов, она и вправду женщина. А Мэйнфорд – мужчина. Что еще нужно?

– О Боги Всемилостивейшие, если бы ты его видела! – Сандра закатила глаза, – если бы ты его видела!

– Не видела. – Тельма забралась на стул с ногами. Еще одна дурная привычка, избавляться от которой у Тельмы не было ни малейшего желания.

– Увидишь, – отмахнулась Сандра. – Я вас познакомлю обязательно, потому что он…

– Такой! – Тельма тоже умела закатывать очи.

И Сандра рассмеялась.

Сегодня она горела ярче обычного, полыхала даже, но странное дело, свет этот был неправильным. Холодным? Лихорадочным? Тельма никак не могла подобрать определения. И разглядывала подругу – а подумав, она решила, что Сандру можно считать другом, – с удивлением.

– Когда он на меня смотрит, у меня прямо коленки слабеют! А Лизхен говорит, что это – верный признак. Лизхен ты не знаешь, она вместе со мной выступает… нет, не совсем, чтобы вместе. Я вообще только пою. Я сразу сказала, что петь – это всегда, а другое – не для меня. Вот Лизхен танцует. Ты понимаешь?

Сандра качнула бедрами и по груди себя хлопнула.

– У нее очень большой… опыт…

– Если опыт – то это да.

Надо вытаскивать ее из той дыры, в которую Сандра угодила, пока дело не дошло и до танцев или чего похуже. И как получилось, что, поговорив с мистером Найтли обо всем, Тельма забыла о Сандре?

– Так вот, она говорит, что у нее с мужем также было. Только он потом козлом оказался, но это же любовь… а тут розы! Представляешь? Мне, конечно, выпить покупали и предлагали… ну, всякое предлагали. – Сандра смутилась, впрочем, ненадолго. Она отбросила тяжелые волосы, на которых, видать в силу праздничности ее настроения, осталась еще серебристая пыльца лака. – Розы! И целая корзина!

Упомянутая корзина заняла почетное место на столе. Точнее уж, она заняла почти весь стол, оставив лишь краешек его, на котором и вместилась, что бутылка вина, принесенная Тельмой, что шоколадные конфеты Сандры, извлеченные по особому случаю.

– И вот эту корзину прямо на сцену выволакивают… я аж дар речи потеряла!

– Неужели?

– А потом и Донни… он такой… такой… – Сандра протянула руку, – на, посмотри.

– Что?

Столь легко люди памятью не делятся, особенно если это память о чем-то действительно важном, а этот Донни, он и вправду был важен для Сандры. И все-таки.

– Посмотри! Ты же можешь! Я тете всегда показывала, когда что-то случалось. Ну, обычно не очень хорошее… например, когда Элли Кид меня чернилами облила! Она была такой противной! А чернила – красными, и потом еще не смывались долго. Тетка сказала, что это от зависти. Я была красивой, а Элли – просто дочкой шерифа, ей Билли нравился очень, а он за мной ходил… ой, опять заболталась, да?

– Да, – подтвердила Тельма и с трудом удержалась, чтобы сказать, что эта болтовня, об Элли, Билли и прочих людях, когда-то существовавших в жизни Сандры, возвращает ее исконный свет.

Ясный, что солнце.

Теплый.

– Ничего. – Сандра подняла чашку с вином, которое оказалось на диво неплохим. – За нас, да? А потом ты посмотришь! Не подумай, что я настаиваю. Просто, понимаешь, я привыкла говорить обо всем, а здесь больше не с кем. То есть девчонки, конечно, послушают. Но я же не совсем дура, я понимаю, что они мне теперь завидуют. И сначала выслушают, а потом сплетничать станут… а то и…

Сандра вздохнула.

Вино она выпила одним глотком и занюхала ладонью, которую вновь протянула Тельме.

– Ты не будешь завидовать, я знаю. Ну, то есть не знаю, но мне кажется, что не будешь.

Белые пальцы, тонкие пальцы. Запястье изящное, почти как у мамы.

Мама любила кольца.

И браслеты.

Прикасаться к другому человеку было не то, чтобы вовсе непривычно, нет, Тельма хорошо контролировала свой дар. Но…

Чтобы вот так.

Добровольно.

– Ну же. – Сандра сама обхватила ее запястье. – Вот увидишь, Донни тебе понравится!

…нет.

С первого взгляда, даже не взгляда – запаха. Резкого. Хищного. Подавляюще мужского. И Тельма едва не отшатнулась, закрываясь от человека, который смотрел на нее в упор.

Не на нее.

На Сандру.

Сандрой она и была, вихрем смятенных эмоций, в котором смешались и восторг, и недоверие, и подспудный ужас. И все же восторга было больше.

– Я был очарован вами, – Донни наклонился и коснулся пальцев губами. – Я лишился покоя. Я приходил сюда вновь и вновь…

И ей так хочется верить!

Тельма чувствует это желание и неуемную, неудовлетворенную жажду любви, той истинной, что с первого взгляда и до последнего вздоха. Эта любовь, вернее, сказка о ней, ожидание ее, заставляет отринуть и саму тень сомнений.

Конечно, он приходил.

Сандра просто не замечала. Со сцены зал плохо виден, это ведь сцена освещена, а столики, напротив, традиционно находятся в тени, как и те, кто за ними сидит. «Колибри» – заведение непростое. Об этом Сандре намекали уже, мол, сюда не каждого пустят.

Зато уж если кого и пускают…

Сандре стоит присмотреться к людям.

Хватит нос драть и недотрогу из себя корчить. Да она за один вечер может заработать столько, сколько за месяц ей платят. А то и побольше. Но нет, что-то кочевряжится, будто бы особенная…

…эти мысли мелькнули и исчезли.

– Я долго не мог решиться…

Хищник и не из мелких. Нет, слишком самонадеян, слишком… опасен, и Тельма чувствует эту опасность даже через искажение чужих эмоций. Она смотрит глазами Сандры, но видит вовсе не очаровательного красавца, который – о диво, – ухаживает за Сандрой!