Семь дней до Мегиддо - Сергей Лукьяненко

«Не твоя война!»

Это был тот самый голос, это боец приходил ко мне и молотил в дверь. Не моя война, значит? А чья же?

Я даже не пытался что-то крикнуть в ответ. У меня возникло нехорошее подозрение, что я порву себе голосовые связки, а может быть, и лёгкие.

Всё тело горело, будто в огне, но это не вызывало страха, только восторг.

Я начал стрелять в бойца.

Мы стремительно сближались, пистолет бил в руку, выпуская пулю за пулей, а боец отбивал каждую.

А краем глаза я видел разворачивающегося ко мне уничтожителя. У того посерела, обращаясь в камень, одна из рук, но он, я помнил, мог бить силовым полем со всех конечностей.

И я оказывался зажат между бойцом с его подозрительными «конусами» на руках и чудовищем, рубящим на расстоянии…

«Стреляй в уничтожителя! — закричал я мысленно. — Милана, убей уничтожителя!»

Нет, она меня не слышала. Но услышало Гнездо — я поймал что-то вроде ответа. Успокоительное касание, странный звук в голове, будто тысячи голосов едва слышно шепчут мне, что всё поняли.

Милана повернулась в воздухе, уже падая на спину, и принялась стрелять в уничтожителя. Я не видел, попадает она или нет, но она хотя бы стреляла. А ещё начала открываться дверь — вряд ли Елена и деда Боря успели схватить оружие, теперь я понимал, что Дарина лишь отослала их от двери и от схватки. Значит, там сейчас стоит жница с помповым ружьём наизготовку…

Боец был совсем рядом, нас разделяло меньше двух метров, он то ли скалился, то ли ухмылялся — если бы не та скорость, с которой мы двигались и думали, я бы даже не успел его рассмотреть. Пистолет вхолостую щёлкнул курком, и я понял, что ухитрился впустую расстрелять все патроны.

«Ты умрёшь».

Его лицо становилось всё ближе, и я понял, что он не скалится, не ухмыляется, он плачет.

«Ты уже умер, мутаген в большой концентрации убивает. Взрослые умирают все, сформировавшийся организм не выносит Изменения, но ты умрёшь быстро».

В этих словах-картинках не было ни ненависти, ни торжества. Боец информировал меня, как достойного противника, который пытался с ним справиться.

«Я тоже умру, не успеет пройти эта ночь. У меня был шанс, но тройная доза мутагена — слишком много. А ты умрёшь меньше, чем через минуту».

Я бы хотел ему ответить. Может быть, что-то спросить и понять. Но я не умел разговаривать мысленными образами, меня слышало только Гнездо.

«Ты умрёшь напрасно, я закончу начатое и зачищу Гнездо. Стратег не будет отправлена. Я убью здесь всех и умру, таков долг».

Неожиданно я понял, что он даже не станет меня убивать.

Что-то происходило с моими мозгами, я словно предвидел каждое следующее движение бойца, всё, что случится через секунду-другую.

Он поймает меня в воздухе, удерживая одной рукой, другой переломает мне руки и ноги, потом бросит на пол — и побежит в открывающиеся двери, навстречу жнице. По пути взмахом рогового «конуса» на средней конечности он убьёт Милану (я даже понял, как всё будет: тонкий испепеляющий луч вырвется из конуса — это одноразовое оружие, конус сгорит, но боец не оставит Милану в тылу). Потом он убьёт Дарину — он быстрее, только чудовищная доза мутагена, сжигающая мою плоть, позволяет мне держаться с ним наравне. Потом будет короткая бойня в «защищённой зоне», потом он вскроет маленькую комнату и разорвёт на части девочку-стратега и мальчишек. А потом ляжет и будет умирать.

Таков долг.

Вот только у меня тоже есть долг, и он другой.

Моё бунтующее, умирающее тело, вышвырнутое из «защищённой зоны» импровизированной катапультой, долетело до бойца. Широченная ладонь схватила меня за бок, я почувствовал, как ломаются рёбра и лопается что-то внутри, под сердцем.

Но я сгорал в Изменении, и мне было плевать на такие мелочи.

Правой рукой я поймал его ладонь, тянущуюся ко мне. Дёрнул, как мне показалось, почти нежно.

И совершил ровно то, что собирался сделать со мной боец. Оторвал ему руку в локте.

«Сколько мутагена ты принял?»

Казалось, что его и впрямь занимает этот вопрос, а не оторванная рука и брызнувшая кровь.

Как жаль, что я не могу ему ответить, что очень, очень много!

В роговом конусе стало открываться крошечное отверстие. Теперь боец решил меня сжечь, как я и предвидел. Удивительное чувство — знать наперёд все его действия.

Я перехватил короткую ручонку и вывернул на бойца ровно в то мгновение, когда он уже не мог остановить выстрел.

В глазах, совсем человеческих, ничего не изменилось. Его тело не успевало за мыслью. Зато я разглядел, что парень был совсем молодой, лет восемнадцати-двадцати. Не повезло…

«Зря. Мы все для них мусор».

Конус выпустил ослепительный луч, мгновенно охвативший тело бойца. Я рухнул, всё ещё с обрубком вцепившийся в меня руки, на мне пылала рубашка. Я чувствовал, как беспощадная сила мутагена исцеляет моё тело, но лишь для того, чтобы через минуту убить — в безнадёжной попытке Изменения.

Но ведь у нас получилось?

Приподняв голову, я увидел бегущую жницу. На ходу Дарина стреляла из помповика в лежащего уничтожителя, тот вздрагивал от каждого выстрела и уже не пытался подняться. Она перезаряжала помповик взмахом руки, как в кино, и это было красиво, я даже залюбовался.

Когда она склонилась надо мной, мы с ней уже сравнялись в скорости движения. И, видимо, замедлились достаточно, чтобы можно было говорить голосом.

— Прости, прости, прости… — повторяла Дарина. В руке она сжимала шприц.

Меня били судороги. Зачем ей шприц с лимонно-жёлтой жидкостью?

— Это возвратный мутаген, он отменяет все изменения…

Почему она медлит?

Почему не делает мне укол, если эта штука может спасти?

А потом я улыбнулся. Сказал:

— Хорошо… Ты можешь стать человеком.

И закрыл глаза.

Часть третья

Глава первая

Чем раньше служила эта комнатка — не знаю. Может быть, кабинетом самому мелкому клерку. А может быть, тут уборщица хранила вёдра и швабры.

Она даже располагалась под лестницей, потолок был хоть высокий, но скошенный. Но в отличие от каморки Гарри Поттера в книжке, тут имелось небольшое окно, сейчас густо заросшее паутиной.

И, конечно же, всюду валялись матрасы, одеяла, подушки, пледы.

Маленькое мягкое гнёздышко в большом мягком Гнезде.

— Ты и правда думал, что я вколю возвратный мутаген себе? — спросила Дарина.

Она лежала рядом, укрывшись простынёй. Сброшенный комбинезон горкой чёрной чешуи поблёскивал у дверей.