Семь дней до Мегиддо - Сергей Лукьяненко

— Без тебя я бы не смог.

— Мы уже всё решили, — Милана обняла Наську. — Обсудили с мелкой.

— Эй! — возмутилась Наська.

— Я поживу тут два-три дня, — сказала Милана. — В состоянии Призыва. Наська сказала, что три дня можно.

— Лучше два, — поморщилась Дарина. — Но нам и надо два…

— Вот, ещё лучше. Если что, я смогу помочь Гнезду. А через два дня Дарина куда-то эвакуирует Анну. И нападать на Гнездо не будет смысла.

— Хороший план, — скрепя сердце признал я.

— Единственно возможный, — уточнила Милана. — Нет, ну не можем ведь мы после всего позволить уничтожить Гнездо?

Я глянул на Дарину. Она неохотно кивнула.

— А твой институт?

— Максим! Если я расскажу, что со мной было, и напишу статью в научный журнал — меня не то, что в институте оставят, сразу в аспирантуру зачислят. Ты знаешь, что всего семь человек до нас были призваны? А пережили Призыв лишь трое! Один потом застрелился, одна женщина ушла в монастырь и ещё одна завербовалась смотрителем на маяк, живёт там в полном одиночестве уже два года…

— Хлопушки-воробышки, — сказал я. — Ну капец какой! Ошеломляющая перспектива!

— Не ругайся, — нахмурилась Милана. — Тут ребёнок.

— Он не ругается, — ехидно сказала Наська. — «Капец» — это старинное русское слово. Обозначало насыпь между двумя территориями. А ты чего подумала?

Милана с сомнением поглядела на неё, но спорить не стала. Сказала:

— Ну ты вроде как на маяк не завербовался. И в монастырь не стремишься, это я точно знаю…

Она смущённо осеклась.

— Максим, тебе жарко? — невинно спросила Наська. — Ты весь красный стал.

— Дарина, куколок разрешено наказывать? — спросил я.

— В угол ставим иногда, — призналась Дарина.

Наська быстро зажала рот ладонью.

— Где наше старичьё? — спросил я, уходя от сомнительных тем.

— С куколками. Им всем полезно пообщаться. Пойдём к ним?

Я кивнул.

Деда Боря и Елена в бою поучаствовать не успели. Собственно говоря, они успели только схватить какое-то оружие, когда всё закончилось — весь бой длился секунды три. Как я понял, со стороны это выглядело так: пол вспучился, нас с Миланой швырнуло сквозь стену (они даже не заметили, что не мы её проломили своими телами), раздался грохот выстрелов, вспышка, Дарина унеслась куда-то со мной на руках, а Наська принялась тормошить Милану.

Ну и образовалось три мёртвых монстра в разной степени повреждения: два окаменевших, один наполовину сгоревший.

Адреналина старики получили полной мерой. Деда Боря до сих пор выглядел так, будто готов был кинуться в рукопашную.

И они наотрез отказались уходить.

— Если ты нас выставишь, Дарина, — сказала Елена, — то мы, конечно, уйдём. Но это действительно то, чего ты хочешь? Вам ведь надо приводить Гнездо в порядок. И за малышами следить…

Куколками она их упорно не называла.

— И я могла бы приготовить вам нормальной еды, — продолжила она. — Я даже… — она сделала паузу, — могу испечь перемячи.

Увидев недоумённые взгляды, она пояснила со вздохом:

— Беляши. Жирные, вредные.

Дарина глянула на меня. Я пожал плечами.

— Полагаю… — Дарина вздохнула. — Это не более странно, чем всё случившееся. А беляши — это вкусно?

— Я тебя научу, девочка, — коварно предложила Елена. Потом повернулась ко мне: — Максим, а тебе бы пойти домой. И выспаться. Я оставлю тебе попробовать.

— Спасибо, — сказал я. — Знаете, а я пойду! Действительно, надо отдохнуть

Кажется, они удивились тому, как легко я согласился.

И только Дарина вздохнула и с сомнением покачала головой. Она поняла, конечно, куда я собираюсь идти.

— Метро откроется часа через три, — сказала она.

— Зонтик дашь? — с невинной улыбкой попросил я.

Глава вторая

Дождь был хорошим, ровным и тёплым. Раньше такие шли в мае или июне. Гроза, отдалившаяся от Москвы, снова приближалась, но пока поблёскивало и громыхало где-то в отдалении.

Шлёпая по лужам, укрываясь под здоровенным зонтом-тростью — женским, с принтом из орхидей и золочёными спицами, — я шёл к Комку на Леонтьевском. Метро закрыто, до Мичуринского проспекта я не доберусь, но какая разница? У Продавцов общий ассортимент и, как я убедился, конкуренция.

Раньше я остерегался ходить ночами, и не без оснований. Москва в двухтысячных была безопасным городом, в старших классах я часто возвращался заполночь, и родители особо не волновались. Но это было другое время, полное видеокамер, ярких фонарей, трекинга мобильников и многолюдных улиц. После Перемены появилось много людей не то, чтобы совсем уж бедных или агрессивных… скорее, тех, для кого ценность жизни снизилась. Появление Инсеков сломало какие-то духовные тормоза, как ни напыщенно это звучит. Кто-то ударился в религию, а многие, напротив, разуверились во всём — включая Бога, в которого вроде как и не верили всерьёз. Если раньше тебя могли просто прижать к стене и вывернуть карманы, то нынче вначале били со всей дури по башке дубинкой. Причём не ради грабежа, а просто так. Уложили — и пошли спокойно дальше.

Но сейчас мне были смешны прежние страхи.

Когда я подошёл к Комку, от бугристой стены внезапно отделились две тёмные фигуры. Парни моих лет, в куртках с надвинутыми капюшонами… ну конечно же, они просто остановились полюбоваться московской архитектурой и насладиться прекрасной погодой.

— Братка, не найдётся лишнего фиолетового? — спросил один. Руку он держал в кармане.

— Не подаю, — ответил я неожиданно для самого себя. — Ещё вопросы?

Внезапная помеха со стороны двух глупых и агрессивных молодых людей раздражала. Впрочем, решить её можно было быстро, буквально мимоходом.

Зонт, который я держал, заканчивался красивым золочёным стержнем. Я очень спокойно и чётко представил, как втыкаю его в горло парню, задавшему вопрос, отступаю на шаг в сторону…

Что-то у меня на лице появилось нехорошее. Недоброе. Предвкушающее.

Второй парень взял товарища за локоть, оттянул в сторону. Сказал:

— Мы просто спросить, братка… без обид.

— Хрен моржовый тебе брат, — ответил я. Прошёл в Комок. И услышал за спиной торопливые шаги: незадачливые грабители поспешно удалялись. Чем человек проще, тем лучше у него развиты инстинкты.

Ну надо же, что это на меня так накатило! Я действительно готов был их убить, просто чтобы не мешали. Сам не свой стал. Видимо, нервы не выдерживают, последствия неудавшегося Изменения…