Спаситель - Ю Несбе

Ему давно хотелось поговорить с Ракелью об Олеге, но он так и не решился. Ведь только выставишь себя беспомощным дураком. Глядишь, она еще и усомнится, нужен ли он им. А он хочет быть нужным. Хочет быть таким, кто сможет ее удержать. Но чтобы узнать это, нужно спросить. И он спросил. Что было с тем полицейским. Она ответила, что ничего особенного. Просто она любила его. Не сформулируй она это именно так, он, вероятно, вовсе не подумал бы о том, что она никогда не употребляла это слово по отношению к нему.

Матиас Лунн-Хельгесен отбросил бесполезные мысли, проверил по компьютеру фамилии следующих пациентов и вышел в «предбанник», где их сперва встречали медсестры. Однако сейчас, среди ночи, там было пусто, и он вышел в коридор.

Пять человек с надеждой воззрились на него: мол, вызови меня. Кроме мужчины в углу, который спал, прислонясь головой к стене и открыв рот. Видимо, наркоман, вонь застарелой мочи и синяя куртка однозначно говорили об этом. Наверняка будет жаловаться на боли и клянчить таблетки.

Матиас подошел к нему, сморщил нос. Тряхнул за плечо и быстро отступил. Некоторые наркоманы за долгие годы привыкли, что под кайфом у них норовят украсть наркоту и деньги, и реагируют автоматически — бьют наотмашь или удирают, когда их будят.

Человек открыл глаза и неожиданно ясным взглядом посмотрел на Матиаса.

— Что с вами? — спросил Матиас. Конечно, по традиции такой вопрос пациенту задавали только наедине, но Матиас чертовски устал, и ему надоели наркоманы и алкаши, отнимавшие время у других пациентов.

Парень плотнее запахнул куртку и не сказал ни слова.

— Алло! Не мешало бы сказать мне, почему вы здесь.

Тот покачал головой, показал на одного из других, как бы говоря, что на очереди тот.

— Тут не комната отдыха, — сказал Матиас. — Спать тут нельзя. Уходите. Сейчас же.

— Idon'tunderstand,[34]— сказал парень.

— Leave. Or I'll call the police.[35]

К собственному изумлению, Матиас едва сдержался, так ему хотелось сдернуть вонючего наркомана со стула. Остальные ожидающие смотрели на них.

Парень кивнул и медленно встал. Матиас провожал его взглядом, пока стеклянная дверь не закрылась.

— Хорошо, что вы вышвыриваете эту публику, — сказал кто-то за спиной.

Матиас рассеянно кивнул. Наверно, он недостаточно часто говорил, что любит ее. Наверно, все дело в этом.

Половина восьмого, и по-прежнему темно — за окнами неврологического отделения и палаты № 19, где полицейский Странден смотрел на пустую, уже застланную кровать Юна Карлсена. Скоро сюда поместят другого пациента. Странно думать об этом. Но сейчас он найдет кровать себе и ляжет. Надолго. Странден зевнул, проверил, не оставил ли чего на тумбочке, взял со стула газету и повернулся к двери.

На пороге стоял человек. Инспектор. Холе.

— Где он?

— Забрали его, — ответил Странден. — Четверть часа назад. Увезли.

— Да? Кто распорядился?

— Главврач. Незачем ему тут лежать.

— Я имел в виду, кто его увез. И куда.

— Новый начальник убойного звонил.

— Хаген? Лично?

— Ага. Они отвезли Юна Карлсена на квартиру его брата.

Холе медленно покачал головой. И ушел.

Небо на востоке светлело, когда Харри топал вверх по лестнице красного кирпичного дома на Гёрбиц-гате, ухабистой асфальтированной улочке между Хиркегата и Фагерборггата. Поднялся он на второй этаж, как ему сказали по домофону. На голубой пластиковой табличке, прикрепленной к приоткрытой двери, белое тиснение: Роберт Карлсен.

Харри вошел, огляделся. Маленькая однокомнатная квартира, где царил жуткий тарарам, подтверждавший впечатление, которое оставляла Робертова контора. Конечно, не исключено, что беспорядка тут добавили Ли и Ли, когда искали письма и другие бумаги, какие могли бы помочь следствию. Одна стена украшена цветной литографией Иисуса, и Харри вдруг подумал, что, если заменить терновый венец беретом, получится вылитый Че Гевара.

— Значит, это Гуннар Хаген велел отвезти вас сюда? — спросил Харри, глядя в спину человека, сидевшего за секретером у окна.

— Да. — Юн Карлсен обернулся к нему. — Поскольку киллер знает адрес моей квартиры, он сказал, что здесь будет безопаснее.

Харри хмыкнул.

— Спали хорошо?

— Не особенно. — Юн Карлсен смущенно улыбнулся. — Лежал, прислушиваясь к звукам, которых не было. А когда наконец уснул, пришел Странден, ну, охранник, и до смерти меня напугал.

Харри снял со стула стопку комиксов, сел.

— Я понимаю, Юн, вам страшно. Вы не прикинули, кто все-таки может желать вашей смерти?

Юн вздохнул:

— Последние сутки я думал о другом. Но ответ тот же: я правда понятия не имею.

— Вы бывали в Загребе? — спросил Харри. — В Хорватии?

Юн покачал головой.

— За пределами Норвегии я бывал только в Швеции и Дании. И то мальчишкой.

— А знакомые хорваты у вас есть?

— Беженцы, которых мы опекаем, и всё.

— Хм… Полицейские ничего не говорили о том, почему привезли вас именно сюда?

Юн пожал плечами.

— Я сказал, что у меня есть ключ от этой квартиры. Она стоит пустая, ну и…

Харри провел рукой по лицу.

— Здесь был компьютер. — Юн показал на секретер.

— Мы его забрали. — Харри встал.

— Уже уходите?

— Надо успеть на бергенский рейс.

— А-а, — протянул Юн, устремив в пространство пустой взгляд.

Харри захотелось положить руку на узкое плечо долговязого, неуклюжего парня.

Электричка на аэродром опаздывала. Третий раз кряду. «По причине задержек» — коротко и невразумительно объявлял громкоговоритель. Эйстейн Эйкеланн, таксист, единственный приятель Харри с детских лет, говорил, что на поездах установлены простейшие электродвигатели, с ними даже ребенок справится, а если технические штабы САС и Норвежских железных дорог на один день поменяются местами, поезда будут ходить точно по расписанию, а самолеты нет. Харри предпочитал, чтобы все оставалось как есть.

Он позвонил Гуннару Хагену по прямому телефону, когда электричка вышла из туннеля возле Лиллестрёма.

— Это Холе.

— Слышу.

— Я распорядился, чтобы Юна Карлсена взяли под круглосуточную охрану. И не говорил, чтобы его увозили из больницы.