Спаситель - Ю Несбе

— Найди деньги. Найди и отследи. Они непременно приведут к ответу.

Раньше Харри не слышал от него таких рассуждений, такой горькой уверенности, будто он осознал что-то, что предпочел бы забыть.

Харри глубоко вздохнул и прыгнул в омут головой.

— Ты знаешь, я не умею ходить вокруг да около, шеф, такой уж уродился. Мы с тобой из таких, у кого не очень-то много друзей. И пусть даже ты не считаешь меня своим другом, я все равно вроде как друг.

Он посмотрел на Мёллера, но ответа не получил.

— Я приехал сюда узнать, не могу ли что-нибудь сделать. Может, ты хочешь о чем-то поговорить или…

По-прежнему никакого отклика.

— Я ни хрена не знаю, шеф. Но, так или иначе, я здесь.

Мёллер смотрел в небо.

— Ты знаешь, что бергенцы называют эти места горными просторами? И совершенно справедливо. Это и есть самые настоящие горы. Шесть минут по канатной дороге из центра второго по величине норвежского города, а народ может здесь заблудиться и погибнуть. Странно, правда?

Харри пожал плечами. Мёллер вздохнул:

— Дождь явно не думает кончаться. Давай-ка спустимся вниз в этой жестянке.

Внизу они пошли на стоянку такси.

— За двадцать минут доберешься до Флесланна, пока что не час пик, — сказал Мёллер.

Харри кивнул, но в машину сесть медлил. Куртка промокла насквозь.

— Отследи деньги, — повторил Мёллер и положил ладонь Харри на плечо. — Делай то, что должен.

— Ты тоже, шеф.

Мёллер приветственно поднял руку и зашагал прочь, но оглянулся, когда Харри уже сел в машину, и крикнул что-то, только слова утонули в шуме уличного движения. Харри включил мобильник, когда они мчались через Данмаркс-плас. Халворсен прислал эсэмэску с просьбой позвонить. Харри набрал номер.

— У нас в руках кредитная карта Станкича, — доложил Халворсен. — Ее проглотил банкомат на Юнгсторг, сегодня ночью, за несколько минут до двенадцати.

— Вот откуда он шел, когда мы проводили рейд в Приюте.

— Ага.

— Юнгсторг довольно далеко от приюта, — сказал Харри. — Он пошел туда, потому что боялся, что мы отследим карточку до места вблизи Приюта. А это означает, что ему очень нужны деньги.

— И еще кое-что хорошее. Банкомат оборудован видеокамерой.

— Да?

Халворсен сделал театральную паузу.

— Ладно тебе, — сказал Харри. — Он не прячет лицо, верно?

— Лыбится прямо в камеру, как кинозвезда.

— Запись у Беаты?

— Она сидит в House of Pain, изучает все это.

Рагнхильд Гильструп думала о Юханнесе. Насколько иначе все бы могло быть. Если бы она уступила своему сердцу, которое всегда было куда умнее головы. И что странным образом сейчас она несчастна, как никогда, и в то же время именно сейчас ей, как никогда, хочется жить.

Чуть подольше.

Потому что она уже все поняла.

Смотрела в черное жерло и понимала, что видит.

И что произойдет.

Ее крик утонул в реве сименсовского пылесоса. Стул упал на пол. Черное сосущее жерло приближалось к глазу. Она попыталась зажмуриться, но сильные пальцы не позволили, хотели, чтобы она смотрела. И она смотрела. И знала, что сейчас произойдет.

Часы на стене над мойкой в большой аптеке показывали полдесятого. На лавке вдоль стен сидел народ, кашлял, закрывал сонные глаза или пялился то на красные цифры на счетчике под потолком, то на бумажку с номером очереди в руке, словно это жизненный жребий и каждый щелчок — новый ход.

Он не взял себе номерок очереди, просто хотел посидеть в тепле аптеки, но чувствовал, что куртка его привлекает неприязненное внимание, поскольку сотрудники начали поглядывать на него. Он смотрел в окно. Угадывал в дымке контуры бледного, бессильного солнца. Мимо окна проехал полицейский автомобиль. У них тут установлены камеры наблюдения. Надо бы уйти, но куда? Без денег из кафе и баров в два счета выпроваживают. А теперь и кредитная карта пропала. Вчера вечером он все ж таки решил снять денег, пусть даже есть риск, что карту отследят. Вечером, когда вышел из Приюта, в конце концов нашел банкомат довольно далеко оттуда. Но машина проглотила карту и ни ее не вернула, ни денег не выдала, только подтвердила то, что он и так знал: его окружили, обложили со всех сторон.

Почти пустой ресторан «Бисквит» полнился звуками свирели. Спокойный промежуток между обедом и ужином, и Туре Бьёрген, стоя у окна, задумчиво смотрел на Карл-Юхан. Не потому, что его привлекал вид, просто радиаторы отопления размещались под окнами, а он никак не мог согреться. Настроение никудышное. В течение двух дней нужно выкупить билеты до Кейптауна, а он только что установил то, что давно знал: денег нет. Сколько он ни работал, они куда-то исчезали. Конечно, минувшей осенью он приобрел зеркало в стиле рококо, вдобавок пил слишком много шампанского и не отказывал себе в иных дорогих удовольствиях. Не то чтобы потерял контроль, но, честно говоря, пора бы выбраться из порочного круга с порошком в праздники, таблетками, чтобы спать, и порошком, чтобы работать сверхурочно для оплаты своих дурных привычек. И как нарочно, сейчас на счету пусто, зажги не треснет. Последние пять лет он праздновал Рождество и Новый год в Кейптауне, вместо того чтобы тащиться домой в Вегорсхей, к религиозной ограниченности, к безмолвным упрекам родителей, к плохо скрытому отвращению дядьев и кузенов. Три недели невыносимого холода, унылого мрака и скучищи он менял на солнце, красивых людей и бурную ночную жизнь. И игры. Опасные игры. В декабре и январе Кейптаун переполнен европейскими рекламщиками, киносъемочными группами и фотомоделями обоего пола. Именно в этой среде он и находил себе подобных. Больше всего ему нравилось играть в blind date.[36]В таком городе, как Кейптаун, это всегда сопряжено с известным риском, однако ж, встречаясь с мужчиной в темноте, в кейптаунских трущобах, вообще рискуешь жизнью. Тем не менее он так и делал. Не всегда знал, зачем совершает все эти идиотские поступки, знал только, что ему необходима опасность, чтобы почувствовать себя живым, без потенциально возможного проигрыша играть неинтересно.

Туре Бьёрген потянул носом воздух. Грезы наяву нарушил запашок, который, надо надеяться, шел не из кухни. Он обернулся.

— Hello again, — сказал человек, остановившийся прямо у него за спиной.

Будь Туре Бьёрген менее профессиональным официантом, он бы скривился. Человек перед ним не только был одет в уродливую синюю куртку, из тех, что в ходу у наркоманов с Карл-Юхан. Вдобавок он небрит, глаза воспаленные, да и вонь как из писсуара.

— Remember me? At the man's room.[37]