Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов

устроилась на работу!.. В школу. Библиотекарем! – И уловив в выражении его лица что-то похожее на растерянность, быстро договорила:

− Но ты не волнуйся! По дому я всё буду делать сама. Тут совсем рядом! Буду прибегать, кормить, и даже встречать тебя после твоей работы. Я уже обо всём, обо всём договорилась!..

− Ну, Зоя, ну, Зойченька, - думал Алексей Иванович, и восхищаясь её решительностью, и досадуя на своеволие, увы, уводящее её в мир других интересов! И тут же пристрожил себя: «Всё правильно. Зоя вольна в своём выборе. И ничего не поделаешь. Мне суждено душевное одиночество…» В ход своим мыслям вздохнул неосторожно, и Зоя тут же встревожено вгляделась.

− Ты не рад, Алёша? Ты не хочешь, чтобы я работала? Да?..

Он видел её готовность отказаться от всего, что могло бы помешать их жизни, но как бывало с ним всегда, когда чьё-то желание не совпадало с его личным желанием, отказался от своего.

− Нет-нет, Зойченька, - сказал, стараясь утвердить её в своём выборе. – Всё правильно. Поработай. – И добавил не очень уверенно:

− Может, и к лучшему это!

Зоя получила в своё распоряжение просторную комнату в новом школьном здании, стеллажи с книгами, столы с детскими журналами и подшивками молодёжных газет и – сверх того – говорливые, шумные ватаги школяров, врывающихся к ней каждую перемену и после окончания уроков.

Почти со всеми, особенно с девчонками, быстро нашла она безошибочно доверительный тон в общении, навербовала себе помощников для не очень-то сложных библиотечных дел, и, наверное, школьная её работа стала бы лишь ещё очередной, не очень-то затруднительной заботой, к тому же дающую ей некоторую финансовую самостоятельность и возможность выглядывать в магазинах и магазинчиках что-то очень уж желаемое, если бы не светлый лучик, нежданно сверкнувший именно здесь, среди притаённо молчащих до времени книг.

В один из дней учительница математики Кира Борисовна привела в библиотеку, почти втолкнула в дверь мальчишку.

− Зоя Гавриловна! Пусть посидит у вас. Сил нет! Все нервы издёргал!.. Сиди вот тут, пока уроки не кончатся! – выговорила она мальчишке, непримиримо сопевшему широким лопаточкой-носом.- Завтра с матерью придёшь!..

Зоя занималась своим делом, подклеивала корешки потрёпанных книг, поглядывала время от времени на провинившегося сорванца. Сидел он на стуле, засунув руки в карманы, смотрел надув губы, в окно. Насупленный вид его говорил, что обижен он несправедливо. Было в нём что-то от собачки, только что познавшей палку, и доброе сердце Зои, всегда готовое к сочувствию, заставило её подняться.

− Наверное, у тебя зуб болит?.. Давай полечим! – сказала она озабоченно, показывая готовность всерьёз заняться его зубами.

− Ну-ка, открой рот!..

Мальчишка глянул удивлённо, отвернулся, не удостоив ответом незваного доктора.

− Понятно. Значит, не зубы… Значит, душа у тебя болит… - сказала Зоя сочувственно, и вернулась к своему занятию.

Интерес в мальчишке она пробудила, теперь терпеливо ждала. Ловила на себе изучающий его взгляд, но продолжала подклеивать корешки и страницы, порванные нетерпеливой ребятнёй в вечном поспешании и читать и играть.

Мальчишка отмяк, затомился в одиночестве. Зоя открыла книжку, как бы заучивая, начала вслух читать:

«У Лукоморья дуб зелёный.

Златая цепь на дубе том,

И днём и ночью кот учёный,

Всё ходит по цепи кругом.

Идёт направо – песнь заводит,

Налево – сказку говорит.

Там чудеса, там Леший бродит,

Русалка на ветвях сидит…»

Мальчишка хмыкнул, сказал, уличая:

− Русалки – те же рыбы. Как на ветвях-то сидят?..

Зоя, не выказывая торжества своей педагогики, вроде бы с затруднением выискивая ответ на коварно поставленный вопрос, раздумчиво проговорила:

− Но ведь не совсем рыбы? Наполовину люди, у них руки, головы человеческие. И потом, ветви могут быть низко над водой. Видел, небось, на речках?..

− Так то на речках! А тут – у моря! – не сдал своей правоты мальчишка, и серые, ещё в злой нахмуренности его глаза победно засветились.

− Наверное, в чём-то ты прав, - вроде бы сдаваясь, сказала Зоя. – Но понимаешь, у Пушкина всё-таки есть своя художественная правда.

− Разных правд нету. Правда всегда одна! – сказал мальчишка непримиримо, и снова насупился.

− Ну, хорошо, давай послушаем что там дальше, - Зоя ближе к себе подвинула книгу:

«Там на неведомых дорожках

Следы невиданных зверей;

Избушка там на курьих ножках

Стоит без окон и дверей…

Там ступа с Бабою-Ягой

Идёт, бредёт сама собой;

Там царь Кощей над златом чахнет;

Там русский дух… Там Русью пахнет!..»

− Видишь, у Пушкина сказочный мир. Там Добро борется со Злом. Руслан стоит на распутье, выбирая из трёх дорого одну – самую верную, которая может привести его к победе. Разве в жизни не так?..

Мальчишка думал, хмурясь.

− А добро-то… Оно в чём? – спросил недоверчиво, будто сомневаясь, что оно вообще есть.

Зоя не сразу нашлась с ответом на прямо поставленный философский вопрос. Сама она доброе чувствовала безошибочно, но никогда не пыталась определить, что же такое вообще «Добро»? Прижав книжку к подбородку, как бы из книжки вбирая нужную мудрость, ответила:

− Добро – это когда ты делаешь хорошо другому. Не как Кощей, который всё себе, и над золотом чахнет. Когда идёшь побеждать зло, чтоб для всех справедливость была!

− Значит, когда я против зла – это хорошо?! – спросил мальчишка и добавил мстительно: - Вот я и буду с ней бороться!..

− Это с кем же? – насторожилась Зоя, уже догадываясь о педагогической промашке.

− А вот с ней! – он показал на дверь.

Зоя, стараясь выйти из затруднительного положения, осторожно подсказала:

− А ты знаешь, мне кажется лучше делать добро, чем злом отвечать на зло. Ты об этом не думал?.. Тебя-то как зовут?

− Андрейкой!

− А меня Зоей Гавриловной. – Вот, если бы ты помог мне с моими библиотечными делами, ты точно сделал бы доброе дело!..

В круг добровольных помощников Андрейка не вошёл, - с не понятным упрямством сторонился он говорливой девчоночьей суеты, которой почти всегда наполнена была библиотека. Но Зоя чувствовала: какая-то ниточка то ли любопытства, то ли признательности за оказанное ему внимание, уже привязала Андрейку к ней. Теперь после уроков он сам приходил, спрашивал:

− Можно, я у вас посижу?..

Брал какой-нибудь журнал, вроде бы