В поисках неприятностей - Энн Грэнджер

— А ты поедешь со мной?

— Нет.

Он так рассвирепел, что я, неожиданно для себя, взмолилась:

— Ну пожалуйста, позволь мне остаться здесь еще на один день! Мне непременно нужно поговорить с Ариадной!

— Она велит тебе заниматься своими делами, и будет совершенно права!

— И все-таки я должна попытаться! Ну что, договорились?

Он бросил на меня испепеляющий взгляд:

— Нет! Фран, ты ведь не в игрушки играешь!

— Знаю! Слушай, я вообще не понимаю, зачем ты примчался. Я и сама могу за себя постоять! — заорала я.

От наших криков в фургоне стало так шумно, что у меня даже зазвенело в ушах. Настало время успокоиться.

Мы оба несколько минут молчали. Наконец, Ганеш снова заговорил увещевающим тоном, от которого я всегда приходила в ярость:

— Нет, Фран, ты не можешь за себя постоять, особенно сейчас. Ну да, в обычных условиях ты вполне способна за себя постоять, но здесь ты не в своей привычной среде. Ты в незнакомом месте, живешь среди людей, о которых тебе известно очень мало. Они не такие, как ты. Они богаты. У них большие дома, земля, лошади и так далее. Может, они и не ладят друг с другом, но, стоит им столкнуться с чужаками, они тут же сплачивают ряды. Если кого-то и принесут в жертву, то тебя. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Он ждал и, видя, что я не отвечаю, начал сердиться:

— Ладно, взгляни на все вот с какой точки зрения. Тебе только что показалось, что тебе кто-то угрожает. А если бы ты оказалась права? Какой у тебя рост? Сколько ты весишь? Я видел двенадцатилетних девчонок ростом с тебя. Фран, у тебя сил не хватит выстоять в драке.

— Все я знаю, — ответила я. — Что бы ты там ни думал, я не дура и понимаю, чем рискую. Но сейчас я не могу сдаться, тем более что наконец-то напала на след. Я ведь не зря проделала такой долгий путь. Мне многое удалось выяснить!

Ган вздохнул:

— Как по-твоему, сколько еще времени тебе нужно?

— Самое большее сутки, клянусь. Сегодня и, может быть, часть завтрашнего дня. Потом я вернусь в Лондон. Я понимаю, что здесь я не в своей стихии. Просто не люблю бросать дело на полдороге.

Он почесал затылок и нахмурился.

— Так и быть, потерплю еще одну ночь. Я приготовился вздремнуть в фургоне на тот случай, если мне не сразу удастся связаться с тобой. У меня есть спальный мешок и кое-какая еда. Завтра, сразу после завтрака, я приду и заберу тебя. Если вдруг что-то пойдет не так, выбирайся из дома, беги сюда и найдешь меня.

Мне стало стыдно. И зачем я только наорала на него? Я сказала, что очень тронута — ведь он поспешил примчаться мне на помощь, волновался за меня и так далее.

— Да, да… — раздраженно отмахнулся Ганеш. — Но помни, будь осторожна! Если что-нибудь пойдет не так — хоть что-нибудь! — тут же беги сюда так же быстро, как недавно бежала от меня.

Я не увидела у дома ни машины Маршии, ни «мерседеса» Уоткинса. Прихрамывая, я обошла дом и, поднявшись на заднее крыльцо, попыталась стащить с себя сапоги. Они плохо снимались с распухших ног; мне бы не помешало старинное приспособление, вроде того, каким пользовался Ник Брайант. Мне все же удалось кое-как снять сапоги. Потом я со вздохом облегчения освободилась от старой куртки, в которой взопрела, как пудинг с почками.

Пошатываясь, я вошла в кухню в одних носках, держа в руках полусапожки. Сейчас они на меня ни за что бы не налезли.

Руби снова взбивала тесто для бисквита. Она была очень предана своему делу.

— Здрасте! — сказала она, не переставая мешать и взбивать. — За вами как будто кто-то гнался.

— Просто быстро шла! — ответила я, налила себе стакан воды из-под крана и выпила одним глотком.

Руби с любопытством покосилась на меня. Мое раскрасневшееся лицо указывало на то, что я не просто шла быстрым шагом. Но она ничего больше не сказала.

Она вылила тесто в круглую форму и поставила ее в духовку. На сей раз она без слов протянула мне миску, чтобы я ее выскребла.

Вылизывая остатки сладкого, липкого теста, я вспомнила детство. Мне как будто снова стало шесть лет.

— Руби, миссис Камерон спускается вниз в течение дня или все время сидит наверху, в своей комнате? — Я ткнула ложкой в потолок. Очевидно, у Ариадны есть своя гостиная наверху, но мне как-то не верилось, что она примет меня там без приглашения, если я поднимусь и постучу.

— Обычно нет, — ответила Руби. — Ну как, все доели? Давайте миску… Она остается у себя, только если плохо себя чувствует. В хорошие дни, как сегодня, она любит гулять в саду. Она довольно хорошо рисует. Вот и сейчас она прихватила свой мольберт и карандаши… Она очень одаренная дама.

Я сняла носки и вышла в сад босиком. Трава, к счастью, была прохладной. Ариадна сидела в дальнем углу сада; ее инвалидное кресло стояло под яблонями, видавшими лучшие дни. Под бумагу у нее на коленях была подложена доска; она рисовала. Должно быть, под деревьями, несмотря на солнце, было довольно промозгло, но она как будто ничего не замечала. Ноги ее были укрыты одеялом, шею обвивал газовый шарф; его длинные концы свисали назад, как у Айседоры Дункан. Ветерок время от времени подхватывал концы шарфа и слегка приподнимал, а потом они снова опадали. Светло-бирюзовые кончики волочились по высокой траве.

Неожиданно я подумала: если бы кто-то захотел обидеть ее, сейчас выгоднее положения не придумаешь. Она в саду совершенно одна и сидит так далеко от дома, что никто не услышит криков о помощи.

— Жаль, что я не умею рисовать, — заметила я, садясь рядом с Ариадной на траву.

— А вы когда-нибудь пробовали? — Она улыбнулась мне.

Пришлось признаться, что не пробовала. Она указала на папку, лежащую рядом с ее креслом:

— Возьмите оттуда бумагу и угольный карандаш. Посмотрим, на что вы способны!

Я вынула лист плотной бумаги и угольный карандаш; бумагу я положила на картонную папку. Из-за кустов и старых деревьев я видела лишь часть дома и попробовала сделать набросок с натуры. Дом у меня вышел кривобоким, а окна — непропорционально большими.

Когда я наконец решила, что больше ничего сделать не могу, Ариадна оценила мое творение.

— Вы слишком углубляетесь в детали, — заметила она. — Важнее всего отразить на бумаге первое впечатление. Детали можно дорисовать позднее.

Ее отзыв довольно хорошо описывал то, чем я в целом здесь занималась. Я гадала, как мне расспросить ее о сегодняшнем визите Уоткинса.

Пока я соображала, Ариадна показала мне то, что нарисовала она. Ее набросок показался мне в высшей степени профессиональным. Я рассказала ей о Фитиле и его рисунках на асфальте. Мне показалось, что Ариадна по-настоящему заинтересовалась его работой.

— Если он умеет так рисовать, не получив никакой профессиональной подготовки, должно быть, у него исключительный талант, — сказала она.