Неестественные причины - Филлис Дороти Джеймс

Но была еще одна важная деталь моего плана, о которой я до сих пор не упомяну­ла. Как ни странно, хоть я ожидала трудно­стей, но уговорить Дигби Сетона жениться на мне оказалось проще всего. Я опасалась, что на это понадобятся недели хитроумных уламываний. А у меня этих недель не было. Обо всем надо было условиться в те редкие выходные, когда Дигби приезжал в Монкс-мир. Я разрешила ему писать мне, так как знала наверняка, что его письма будут сожжены, но сама не писала никогда, и по те­лефону мы тоже не разговаривали. Да и во­обще, оказать на него воздействие, чтобы он согласился с этой частью моего плана, пусть и неприятной, но необходимой, – та­кие дела по почте не делаются. Я даже по­думывала, как бы из-за одного этого пункта все не лопнуло. Но тут я его недооценила. Он все же был не совсем уж дурак. Иначе я бы никогда не воспользовалась его помо­щью, чтобы его же уничтожить. Но он умел смириться перед неизбежностью. И в кон­це-то концов, это ведь было в его интере­сах. Чтобы получить деньги, ему требова­лась жена. На примете у него никого не было. Жена, которая стала бы предъявлять претензии и вмешиваться в его личную жизнь и, может быть, даже захотела, чтобы он с ней спал, ему уж никак не была нужна. И самое главное, он понимал, что должен жениться на мне вот из каких соображений. Доказать, что мы убили Мориса, возможно было бы только в том единственном случае, если бы дал показания один из нас, а жена против мужа давать показания не может. Разумеется, мы условились, что через при­личное время разведемся, и я согласна была удовольствоваться после развода самой скромной суммой. Не совсем уж мизерной, чтобы не возбуждать подозрений, но скром­ной. Могла себе позволить. Ему нужен был брак со мной, чтобы гарантировать мое молчание и чтобы прибрать к рукам денеж­ки. А мне нужен был брак с ним, чтобы все его состояние досталось мне. Как его вдове. Мы зарегистрировались в Лондонской конторе гражданских актов 15 марта. Он взял напрокат машину, заехал за мной рано утром. Как мы выехали, никто не видел. Ес­тественно, ведь Селия Кэлтроп была в отъез­де и не могла неожиданно нагрянуть в гос­ти. Оливер Лэтем и Джастин Брайс отпра­вились в Лондон. Где находилась в это время Джейн Далглиш, не знаю, не имеет значения. А Морису я позвонила и предуп­редила, что больна и работать не приеду. Он подосадовал, но не выразил беспокойства, а что он заявится навестить больную, мож­но было не опасаться. Морис болезни тер­петь не мог. Если бы это его собака занемог­ла, он бы, конечно, забеспокоился. Но ведь собаку он любил. Мне приятно думать, что он, возможно, был бы сейчас жив, если бы относился ко мне лучше, заехал проведать и, не застав, задумался бы, куда я делась и почему солгала.

Но время и пленка подходят к концу. С Морисом Сетоном я счеты свела. И теперь торжествую, а не оправдываюсь. Осталось еще кое-что, о чем надо рассказать.

Дигби на мотоцикле с коляской приехал к «Дому кожевника» без чего-то шесть вече­ра в среду. Уже темнело, никто ему не встре­тился. Здесь не гуляют после наступления темноты. Морис был, конечно, давно мертв, Дигби, когда выдирал гвозди и вскрывал крышку коляски, побледнел как полотно. Наверно, ожидал увидеть лицо покойника, искаженное гримасой ужаса, и укоризнен­но выпученные глаза. В отличие от меня, он не читал собранные Морисом пособия по судебной медицине и не знал, что после смерти происходит расслабление мышц. А обнаружив, что лицо у его жертвы спокой­ное, обыденное, совершенно неосмыслен­ное, не выражающее ни гнева, ни укора, он сразу заметно приободрился. Правда, я за­была его предупредить насчет трупного око­ченения. И он не был готов к тому, что при­дется ломать застывшие коленные суставы, чтобы усадить труп в мое инвалидное крес­ло и в таком виде свезти к воде. Эта необ­ходимая пустячная операция ему была не по душе. До сих пор помню, как он смеялся дрожащим тонким голосом, когда оказалось, что тощие ноги Мориса в дурацких полоса­тых брючках торчат вперед – ну просто со­ломенное чучело на шестах! Потом, когда Дигби стукнул хорошенько, они освободи­лись и стали болтаться, не доставая поднож­ки, как у маленького. После этого небольшого акта насилия над трупом с Дигби произош­ла перемена. Кисти я собиралась отрубить сама, хотелось размахнуться и тяпнуть то­пором от души. Но Дигби у меня его отнял и молча ждал, чтобы я выложила руки на бан­ку. Я бы, мне кажется, рубила поаккуратнее. Но навряд ли с большим упоением. Потом я у него их взяла и спрятала в прорезиненный мешочек для губки. Дигби они были еще нужны – он задумал отослать их Люкеру. Но сначала я должна была обработать их у себя в темном чулане. А пока повесила мешочек на шею, и мне было приятно ощущать, как эти мертвые руки болтаются, словно шарят у меня на груди.

Напоследок Дигби столкнул «Чомгу» в воду и отвел на глубину, чтобы подхватило приливом. Насчет следов крови можно было не опасаться. У мертвых кровь едва сочится. А если остались пятна на мотоцик­летном комбинезоне, то их все равно смыло водой. Дигби вышел ко мне из ночного моря, весь блестя мокрой клеенкой, сжимая руки над головой, будто совершил ритуаль­ное омовение. Когда он вез меня домой, мы оба всю дорогу молчали. Повторяю, я кое в чем его недооценила, и только тогда, во вре­мя этой безмолвной поездки по узкой тро­пе, до меня вдруг дошло, что он может быть опасен.

Остальная часть работы трудности не представляла. По плану, Дигби должен был гнать на полной скорости в Ипсвич, по до­роге остановиться в безлюдном месте на бе­регу Сайзуэллского шлюза, отцепить коляс­ку и утопить где поглубже. А в Ипсвиче бросить мотоцикл в каком-нибудь тихом переулке, сняв предварительно номер. Ста­рая машина, вряд ли кто станет из-за нее беспокоиться, разыскивать хозяина. Но если бы и вышли на Дигби и даже нашли коляс­ку, у нас все равно оставалась вторая линия обороны: это было экспериментальное по­хищение и безобидное пари, а что оно при­вело к такому трагическому результату, то кто же мог знать? У нас и свидетельница для этой версии была – Лили Кумбс.

Инструкции я дала Дигби самые ясные. Бросив мотоцикл, он должен был прежде с всего отослать по почте страницу Морисо-вой рукописи с описанием плывущего в море безрукого трупа. А потом, оставаясь в комбинезоне, пойти на станцию и купить перронный билет, чтобы контролеру не за­помнился пассажир, севший в поезд в Ипс­виче с билетом от Лондона. Дигби должен был с толпой пройти на перрон, сесть в Саксмандемский поезд, переодеться в уборной, комбинезон засунуть в кейс и в восемь трид­цать прибыть в Саксмандем. А там взять так­си до «Сетон-хауса», где я буду ждать, не за­жигая света, чтобы выслушать его отчет и дать дальнейшие указания. Это, как я уже говорила, было все одни пустяки, я и не чая­ла ничего худого. Но Дигби почуял свою силу. И сделал две глупости. Соблазнился отцепить коляску и прокатиться на полной скорости по поселку, даже попался на глаза Брайсу. А во-вторых, попросил Лиз Марли встретить его с поезда в Саксмандеме. В пер­вом случае было просто мальчишеское лиха­чество, а вторая глупость могла кончиться провалом. К тому времени я была измучена до предела и совсем не готова к подобной самодеятельности. Я услышала, как подъеха­ла машина мисс Марли, стала наблюдать за ними, не раздвигая штор, а в это время зазвонил телефон. Теперь-то я знаю, что зво­нил Плант, хотел справиться, дома ли мис­тер Сетон. А тогда меня это совершенно оша­рашило. Два непредусмотренных события одновременно, а я не подготовлена ни к тому, ни к другому. Будь у меня время взять себя в руки, я бы, конечно, нашла правиль­ный ход. А так я только страшно поругалась с Дигби. Не стоит пересказывать, что мы на­говорили друг другу; кончилось тем, что он в бешенстве уехал на ночь глядя, сказав, что возвращается в Лондон. Но я ему не повери­ла. Слишком велика была ставка, чтобы он вот так вдруг вышел из игры. Просто сделал сгоряча глупый ребяческий жест, чтобы под­черкнуть свою независимость и напугать меня. Я до глубокой ночи все ждала, не вер­нется ли его «воксхолл», сидела в темноте опасалась включить свет – и думала: неуже­ли один взрыв бешенства погубит все, что было мною так тщательно подготовлено? Может быть, есть еще способ исправить дело? Домой добралась только в третьем часу. А пораньше с утра уже снова была в «Сетон-хаусе». Но автомобиль так и не по­явился. О том, что произошло, я узнала только вечером в среду, когда из полиции позвони­ли в «Пентландс». И мне даже не понадобилось изображать потрясение. Приятно со­знавать, что Дигби Сетон скоро заплатит за все, что я из-за него пережила в продолже­ние тех двадцати четырех часов. Он про­явил неожиданную смекалку. Рассказ о том, как его выманили из дому фальшивым те­лефонным звонком, – просто находка. Те­перь если он что и сболтнул насчет смерти Мориса, пока был не в себе, то вот и объяс­нение. И алиби его подкреплено. А жителям поселка – новые неприятности. Я оценила его находчивость, его выдумку. И поняла, что теперь очень скоро он захочет отде­латься и от меня.