Война - Тимур Машуков

сносить бы мне головы. Злой народишко-то на нас, а кто сию злобу в них взращивает — неведомо мне. Одно вижу — всё это неспроста! Закрыл я свои лавки от греха подальше, да вывез капитал. При себе — оно надёжнее будет, многие погорели из нашенских, да биты были нещадно. Не дай Боже, прознают, что ты русский — можно не только с имуществом распрощаться, и с головой тоже! И что вы думаете, пересёк я границу, всё, на родимой стороне, вздохнуть бы с облегчением… Ан нет! У нас тоже самое деется! Где поближе к границе людишки живут — донельзя озлоблены! Кум у меня — из неметчины предки некогда перебегли к нам, да в нём иностранщины только и осталося, что имя с фамилиёй — едва спасся, когда добрые соседушки с вилами заявились! Так что, скажу я вам, Ваши Сиятельства, война — она-то уже идёт, хошь признавай, хошь нет. Как по мне, так правильно генерал молвит — собраться надо, да вдарить хорошенько, чтоб дурь повыбивать, чтоб неповадно было! И ежели надобно будет, я изыщу средства, чтобы вооружить пару-тройку парней!

Воинственно топорща рыжую бородку, купец и промышленник оглядел высокое собрание, но возражений не дождался и сёл на место, тяжко отдуваясь после своей речи. Я выждал, но никто больше не обладал должной смелостью, чтобы высказаться столь же откровенно. И медленно произнёс:

— Я склонен более доверять мнению генерала. И вам, уважаемый Никита Макарыч, спасибо за честность. Действительно, не слишком ли часто мы стали оглядываться на кем-то принятые правила, выдерживать паузы, вежливо улыбаться, пока наши так называемые друзья и партнёры по различным проектам… — я бросил пронзительный взгляд на князя Салтыкова, заставив его вжаться в спинку кресла, — … пока они плюют на всё наши договорённости. Да что там, они плюют прямо на нас! И если вы полагаете, что для должной защиты нашей Империи и наших подданных, нам нужна какая-то бумага от иностранных держав, что замыслили тайком отжать наши земли — то тогда проще сразу поднять лапки и выкинуть белый флаг!

Вы ждёте от них благородства? Объявление во всеуслышание: «Иду на Вы!»?! Так не дождетесь, на такое способны русские богатыри, но не польские рыцари…

Тишину, воцарившуюся после моих слов, прервал громкий скрип открывающейся двери. В помещение вошёл князь Долгорукий. Только взглянув на его непривычно хмурое лицо, на опустившиеся точно под незримым грузом плечи, я понял, что вести, которых он ожидал, оказались недобрыми. Остановившись у входа, Сергей Иванович не торопился занять своё место за столом, исподлобья оглядывая собравшихся. Потом глухо бросил:

— Прошу покорно простить за опоздание, но на то была причина… Услышал обрывок вашей речи, Алексей Александрович, смею добавить к ней вот что… — он вздохнул, бросил тяжёлую кожаную папку на стол, заставив многих непроизвольно вздрогнуть от неожиданно громкого звука, — … Кто желал официального подтверждения тому, что против Российской Империи развязана война — наш посол в польско-литовским государстве, Речи Посполитой, был жестоко убит на территории нашего представительства в городе Кракове. Судьба остальных дипломатов, как и их семей, пока неизвестна. По официальной версии, Дмитрий Толстой — наш посол — был объявлен шпионом, подрывавшим своими действиями устои государства, казнённым на основаниях анонимного доноса!

По залу понёсся общий вздох, молодого дипломата, занимавшего эту должность, знали многие, и весть о его смерти на чужбине оказалась ошеломительной. Князь Долгорукий, который лично назначил убитого на этот пост, тяжко вздохнул и бесцветным, лишённым эмоций голосом спросил:

— Этого достаточно для официального признания того факта, что все мирные соглашения нарушены и началась война?

Глава 31

Война… Для каждого за этим словом стоит что-то своё. Один, услышав его, представляет ровные шеренги солдат, чётким строевым шагом идущих к почету и славе. Другой содрогается, чувствуя за ним едкую гарь от спаленных деревушек и городов, медный запах крови, плач и стоны, и смерти, смерти, смерти… Третий потирает в предвкушении руки — смута военного времени открывает поистине безграничные просторы для наживы. А есть ещё Тэйни, для которой война — обыденность, ещё одна веха в воспитании духа… И есть генерал Голицын, что, точно его лихой боевой жеребец, в нетерпении бьёт копытом и гневно раздувает ноздри, готовый по первому слову ринуться в самую гущу событий с шашкой наголо.

И есть я. Что я думал прежде о войне? Когда с упоением и азартом бросал в бой игрушечных солдатиков против одноухого плюшевого зайца, что играл роль мирового злодея? Когда бубнил у школьной доски заученные фразы про блиц — криги и взятые высоты, с тоской поглядывая в окно, где разворачивались такие заманчивые снежные баталии между старшеклассниками? Когда спорил до хрипоты с друзьями о преимуществе того или иного оружия в очередной компьютерной игрушке? Когда, невольно рисуясь и чувствуя себя героем исторической драмы, бросал небрежное «Это война, господа…»? Я хочу быть положительным героем и положить на всё это!

Я окинул взглядом гору бумаг, над которыми корпел несколько часов кряду. Вот она, моя теперешняя война! Сухие цифры, сухие фразы… От пыли этого бюрократизма у меня давно першило в горле, и не помогали литры чая, потому что эта сухость была иного рода и достигла уже, казалось, самого сердца. И я уже начинал забывать, что за всеми этими цифрами и за безликим канцелярским "допустимые потери «стоят живые люди… И, несмотря на то, что после моего недавнего загула с Иваном я до сих пор с содроганием встречал каждую мысль об алкоголе, сейчас помочь мне мог только он…

Это раньше я был уверен — стоит прозвучать фразе: «Война началась» — и всё завертится, закрутится, и двинется армада на врага, и засвистят пули, замелькают вспышки боевых заклинаний, и будут одержаны первые блистательные победы… И вот уже в столице прогремит триумфальный парад, и лавровые венки увенчают головы победителей, и полетят в безоблачное небо чепчики с лифчиками… Но я даже не предполагал, сколько всего нужно, чтобы такое произошло. Тонны необходимого армии продовольствия, груды обмундирования, тысячи и тысячи единиц оружия, медикаменты, перевязочные материалы… И на каждую строку этого бесконечного списка нужна отдельная бумага с подписями и печатями, с обоснованием именно такого количества, с огромными суммами средств, которые необходимо изыскать из бюджета, что, увы, оказался вовсе не бездонным…

Войну реальную, с её жестокостью и кровью, предваряла война бюрократическая. Баталии, разворачивающиеся в министерствах и ведомствах разного уровня, были не менее грозными, оборачивались не меньшими потерями — нервов, здоровья и