Бронепоезд. Сталинская броня против крупповской стали - Юрий Корчевский

– Пчелинцев.

– А ПНШ?

– Майор Осипов.

– Верно. Я с Пчелинцевым в одном училище учился. Звонил я ему, он хорошо о тебе отзывается.

Сергей смекнул, что Лебедев его проверяет. Да и то – из вражеского тыла прибыл. Фото в документах его, своих командиров знает – но ведь немцы и перевербовать могли. К вернувшимся из вражеского тыла полного доверия не было. Проверяли, иной раз долго, ответственных заданий поперва не давали.

Потом Лебедев стал дотошно расспрашивать Сергея о службе в полиции: кого из начальства он знает, с кем встречался, как выглядит и что сам делал?

Сергей отвечал обстоятельно, не упуская деталей, некоторые моменты старлей старательно записывал.

Допрос длился долго, часов шесть-семь. Сергей уже устал, некоторые вопросы Лебедев задавал по два-три раза. Потом старлей потер ладонями лицо:

– Устал я, не выспался. Интересного немца ты доставил. Только зря по башке так сильно ударил, сотрясение мозга у него.

– Я же его не из теплой постели взял – на акции. Могли и шлепнуть, он убегал.

– Знаю, он все рассказал. С ним еще работать и работать. Ладно, отдыхай пока.

– А сколько? В роту, к своим хочу.

– Нет в армии слова «хочу», куда пошлют, туда и пойдешь служить. Тем более что от твоего прежнего взвода никого не осталось.

– Что, всех?! – Сергей был шокирован.

Старлей пожал плечами:

– Пчела так сказал.

– Мне бы переодеться в нашу форму, а то во вражеской стремно – я же у своих.

– Смотря кого ты считаешь своими. Сейчас обедать принесут.

Старлей ушел, а Сергей стал размышлять над его словами. Что имел в виду старлей? Намекал, что он предатель? Сергея вначале в холодный пот бросило от такого подозрения, но потом он успокоился. Никаких грехов он за собой не знал, а если и найдутся мнимые прегрешения, дальше штрафбата не пошлют. Ничего, и там люди выживают. Вот у них в разведроте сколько штрафников было? И все воевали достойно.

Лечь на нары было невозможно, на день их поднимали и приковывали к стене, и потому Сергей посидел на стуле, приколоченном к полу. Еще удивился – зачем? Уже после ему объяснили – чтобы арестованный этим стулом следователя не ударил, раньше такое бывало.

Солдат принес обед – суп, макароны по-флотски, хлеб и чай. Давненько Сергей супчика не ел. У партизан не до разносолов было, иногда проблемой было вообще хоть что-нибудь поесть.

Сергей пробовал заговорить с бойцом, и даже не о себе, а о положении на фронте, но солдат, имея на этот случай инструкции, в разговоры не вступал.

Три дня Сергей просидел в своей камере. Ни Лебедев, никто другой к нему не приходил. Тяжко было сидеть в одиночке, не зная своей судьбы, и Сергей уже проклинал тот час, когда он согласился остаться в отряде – служил бы себе в разведроте. Опасно, конечно, вон весь взвод полег, но там он чувствовал себя относительно свободным человеком, уважаемым товарищами. А здесь он непонятно кто. Арестованный? Но дела нет и обвинение ему не предъявили. Но он и не свободен, в комнате, как камере, заперт.

На четвертый пришел Лебедев. Он был весел, наверное, хорошо отдохнул.

– Как самочувствие, сержант?

– Каким ему быть, если без вины в тюрьме сижу?

– Разве это тюрьма? Хотя в тюрьму или лагерь попасть можешь, есть такая перспектива.

– С какого перепугу? Нет на мне никакой вины!

– НКВД сведения получил, что ты был начальником сельской полиции.

– Начальником полиции был Савченко, а я Заремба. Товарищ старший лейтенант, отправьте меня назад, к себе в роту.

– В разведку тебе пока нельзя.

– Тогда просто в пехоту. Сил уже нет в четырех стенах взаперти сидеть.

– Думаю, сидеть тебе недолго осталось.

Лебедев попрощался и ушел.

Его «недолго» растянулось на неделю, которую Сергей промаялся в неизвестности.

Старлей пришел озабоченным.

– Заремба, ты же на бронепоезде служил?

– Так точно, машинистом «черного» паровоза был.

– Черного? Это как? Разве еще бывают белые? Ладно, ближе к делу. Мы отправляем тебя в строевую часть.

– Спасибо, – вырвалось у Сергея.

Старлей удивился: человека на передовую отправляют, а он благодарит.

– Однако решено тебя за линию фронта не посылать, так что ты идешь не в разведку. Будешь служить машинистом.

– На бронепоезде? – спросил Сергей.

– Почти. На Сталинградском направлении, в шестьсот восьмидесятой железнодорожной батарее. Давай красноармейскую книжку.

Сергей отдал документы.

– Жди.

– Переодеться бы мне.

– Само собой, всему свое время. – Старлей ушел.

Вернулся он вечером и протянул Сергею красноармейскую книжку.

– Нигде нет упоминания, что ты служил в разведке. И тебе советую язык за зубами держать. Служил ты на бронепоезде, потом госпиталь, как и было на самом деле, потом резервный полк. Тебя переоденут, получишь сухой паек на три дня. Вот предписание и проездные документы.

Старший лейтенант нажал кнопку под столешницей, и сразу явился уже знакомый Сергею боец.

– Переодень его и отведи на склад за сухпаем. На все про все – полчаса. Потом выведешь во двор, к машине.

– Так точно!

– Ну, Заремба, желаю тебе удачной службы!

На прощание старлей пожал Сергею руку.

Его переодели в поношенную, но чистую красноармейскую форму – даже немецкие сапоги сменили на наши «кирзачи». Вручили пустой вещмешок. Затем боец отвел его на склад, где в сидор уложили сухой паек: две буханки черного хлеба, три пачки горохового концентрата, две «ржавые» селедки, банку американской консервированной колбасы, несколько кусков сахара-рафинада и пачку махорки. Сергей не курил, но махорку взял – ее всегда можно было обменять на продукты или портянки.

А боец поторапливал:

– Машина ждет.

– Я бы и сам до вокзала добрался.

– А пропуск у тебя есть?

Довод оказался весомым. Вечером и в ночное время передвигаться по улицам можно было только при наличии пропуска или в составе воинской колонны.

Сергея довезли до вокзала, и водитель-старшина, предъявив удостоверение, проводил его на территорию вокзала.

– Только ты с вокзала ни ногой!.. Сцапают патрули, доставят в комендатуру – хлебнешь проблем.

Очередь у всех касс, и воинских тоже, была огромной.

Сергей вышел на перрон, откуда отправлялись поезда. Под посадкой были два пассажирских и один грузовой – теплушки, платформы с большими ящиками.