История всех времен и народов через литературу - Евгений Жаринов

Герои Лермонтова (Азамат, Казбич, Бэла), конечно, вызывают у нас симпатию, их внутренний мир, безусловно, богат и интересен. Интересен и внутренний мир героя поэмы А. Пушкина «Тазит», но о «диалектике души» в указанных случаях вряд ли можно говорить.

В данном вопросе Л. Толстой открыто полемизирует со своими предшественниками. Вспомним, как впервые сталкивается с «татарами» Жилин, вспомним его первые впечатления: «Видит – близится к нему с красной бородой татарин на сером коне. Визжит, зубы оскалил, ружье наготове…

Хотел он подняться, а уже на нем два татарина вонючие сидят, крутят ему назад руки…

Сидит Жилин за татарином, покачивается, тычется лицом в вонючую татарскую спину. Только и видит перед собой здоровенную татарскую спину, да шею жилистую, да бритый затылок из-под шапки синеется» (21, 306–307).

Хотим или нет мы это признать, но объективный смысл сказанного здесь Толстым только один: физическое отвращение, вот что поначалу вызывают горцы у Жилина. Это злодеи, нехристи, люди нечистоплотные как в нравственном, так и в физическом отношении. Это – мысли, впечатления, эмоции именно Жилина. Хотя здесь и нет традиционных отсылок к его «я» типа: подумал, решил, открылось ему и т. п. Писатель здесь применяет несобственно-прямую речь. В его авторском повествовании звучит голос Жилина, они максимально сближенны.

Мы хотим обратить внимание также на то обстоятельство, что Толстой, прекрасно разбиравшийся в этнографии Кавказа, в рассказе для русских детей назвал жителей аула татарами. Нам думается, что это имеет свой смысл. Он создавал своеобразную сказку о далеком народе. В старинном русском фольклоре татары – враждебная сила. Для былин характерно, что, когда герой попадает в чужую страну, а она обычно показывалась враждебной, он встречается с… татарами.[116]

Но вот кульминационный момент прошел, все вернулось на круги своя, и Жилин потихоньку начинает осматриваться, привыкать к новому месту, обживаться, как говорят в народе. «Встал Жилин, раскопал щелку побольше, стал смотреть.

Видна ему из щелки дорога – под гору идет, направо сакля татарская, два дерева подле нее. Собака черная лежит на пороге, коза с козлятами ходит, хвостиками подергивают. Видит – из-под горы идет татарка молоденькая, в рубахе цветной, распояской, в штанах и сапогах, голова кафтаном покрыта, а на голове большой кувшин жестяной с водой. Идет, в спине передергивает, перегибается, а за руку татарчонка ведет бритого, в одной рубашке. Прошла татарка в саклю с водой, вышел татарин вчерашний с красной бородой, в бешмете шелковом, на ремне кинжал серебряный, в башмаках на босу ногу. На голове шапка высокая, баранья, черная, назад заломлена. Вышел, потягивается, бороду красную сам поглаживает. Постоял, велел что-то работнику и пошел куда-то.

Проехали потом на лошадях двое ребят к водопою. У лошадей храп мокрый. Выбежали еще ребятишки бритые, в одних рубашках, без порток, собрались кучкой, подошли к сараю, взяли хворостину и суют в щелку. Жилин как ухнет на них: завизжали ребята, закатились бежать прочь, только коленки голые блестят» (курсив мой. – Е.Ж., 21, 308).

М.А. Рыбникова отмечает, что Л. Толстой нарушает обычный порядок слов, переставляет существительное на первое место, а прилагательное на второе. Обычно говорят: «Идет молодая татарка», а у писателя «татарка молоденькая, в рубахе цветной». По верному наблюдению Рыбниковой, автор такими языковыми средствами передает и подчеркивает необычность того, что видит Жилин.[117] Мы видим, что у Жилина действительно обостренное восприятие действительности. И это естественно, так как он в буквальном смысле только что вылез из могилы. Герой даже успевает заметить, что у лошадей «храп мокрый».

Но ведь с каждой новой деталью быта, столь ярко освещенной в сознании героя предыдущими динамическими событиями, Жилин все больше и больше убеждается, что перед ним тоже люди, которые имеют право на жизнь, на счастье, на материнство.

Страшный татарин с красной бородой в этой сцене не так страшен. Более того, он будничен. Жесты его спокойны и размеренны. Татарин потягивается и поглаживает свою необычную красную бороду, которая в предыдущей сцене так зловеще выглядит на фоне оскаленных зубов и готового выстрелить в любую минуту ружья.

А эпизод с мальчишками невольно вызывает в памяти нечто уже где-то виденное. Скорее всего это «Крестьянские дети» Некрасова.

Перед нами пейзажная лирика, авторские отступления, своеобразно выраженные в виде замечаний и наблюдений самого героя.

Всеми доступными ему художественными средствами писатель убеждает читателя, что горное селение мало чем отличается от такого же селения в средней полосе России.

Пушкин в своем «Кавказском пленнике» тоже показывал картины горного селения, но в чисто романтических традициях. Приведем наиболее запоминающиеся описания из жизни горцев:

Гостеприимство, воинственность и жестокость – вот те три кита, на которых с незапамятных времен покоилось представление о горцах в русской и мировой литературе. Причем жестокость нередко истолковывалась как вообще одна из национальных особенностей их характера. Недаром Пушкин заключительным стихом специально акцентирует внимание на том, как реагируют дети: «и в радости младенцы плещут», увидев, как «в прах летят главы рабов». В своем позднем, прозаическом произведении «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» Пушкин останется верен этому устоявшемуся представлению о жестокости восточных людей. «Убийство для них, – скажет поэт, – простое телодвижение».