Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

пишет Ленин, – что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным! Но это прямо мошеннический прием, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких»[70].

Как же дело было в действительности? Корректны ли аргументы Ленина? Чьи приемы, говоря словами Ленина, являются «мошенническими»?

Совершенно несостоятельно утверждение Ленина о том, что Ганецкий и Козловский «не большевики». Когда Ганецкого в июле 1937 года арестовали, то следователь со слов несчастного записал: «Член ВКП(б) с 1896 года»[71] (видимо, имея в виду социал‐демократическую партию. – Д.В.).

В действительности это видный деятель одновременно польского и российского рабочего движения. Делегат II, IV и V съездов РСДРП. На V съезде РСДРП «небольшевик» Ганецкий избран членом ЦК партии. А в 1917 году (во время описываемых нами событий) – членом заграничного Бюро ЦК РСДРП… Как же Ленин мог утверждать, что Ганецкий «не большевик»? На что он рассчитывал, вводя людей в заблуждение? Почти то же можно рассказать и о М.Ю. Козловском, члене исполкома Петроградского Совета, известном большевике.

А как в отношении того, что Ленин не имел «никаких» денежных дел с Ганецким? Тем более Ленин утверждает, что об этом «все знают»?!

После февральского революционного спазма Ленин кроме И. Арманд особенно много писем и телеграмм шлет Я. Ганецкому. В начале марта специальной телеграммой Ленин предупреждает Ганецкого «об отправке ему важного письма»[72]. 15 марта 1917 года Ленин шлет Ганецкому телеграмму, содержащую план возвращения в Россию. В последующие дни до отъезда лидер большевиков отправляет почти ежедневно Ганецкому телеграммы и письма, и в том числе такие, в которых даются распоряжения «выделить две или три тысячи крон для организации переезда из Швейцарии в Россию»[73]. Вскоре Ленин сообщает И.Ф. Арманд, что деньги из Стокгольма на дорожные расходы получены[74]. И, видимо, это был не единственный перевод. В письме той же Арманд Ленин сообщает, что «денег на поездку у нас больше, чем я думал…»[75].

Так зачем же Ленин утверждал, что у него не было и нет «никаких» денежных отношений с Ганецким? Распоряжаясь прислать деньги, Ленин знал, что Ганецкий ими располагает! Так кто же, говоря словами Ленина, применяет «мошеннические» приемы?

Решение на проезд через Германию было принято быстро. В дело по предложению Парвуса включились не только Генеральный штаб и министерство иностранных дел Германии, но и сам кайзер Вильгельм II. В публикациях В. Хельвига и З. Земана, составляющих сборник «Германия и революция в России»[76], на основе немецких документов приводятся более чем откровенные намерения германского руководства. Посланник в Копенгагене граф Брокдорф‐Ранцау советует министерству иностранных дел отдавать «предпочтение крайним элементам… Можно считать, что через какие‐нибудь три месяца в России произойдет значительный развал и в результате нашего военного вмешательства будет обеспечено крушение русской мощи». Канцлер Вильгельм II в письме рейхсканцлеру фон Бетман‐Гольвегу ставит главное условие: «Я бы не стал возражать против просьбы эмигрантов из России… если бы в качестве ответной услуги они выступили за немедленное заключение мира».

Есть еще одно свидетельство со ссылкой на документы французской контрразведки, говорящие о том, что весной 1917 года Ленин в присутствии Анжелики Балабановой, швейцарского социалиста Мюллера, французского редактора журнала «Завтра» Гильбо Анри встречался с представителем немецкого посольства Далленвахом. Рандеву по поводу предстоящего отъезда Ленина через Германию в Россию происходило в ресторане Шоипа на Амтхаусгассе в Берне[77].

Читатель уже знает, что и революция, и сепаратный мир сотрясут Россию, вольно или невольно в какой‐то мере двинувшуюся по «немецкому маршруту» развития событий. «Ответная услуга» будет оказана. Ленин, прекрасно зная, что немецкие власти не менее большевиков заинтересованы в проезде русских революционеров через Германию, выдвинул с помощью Фрица Платтена несколько условий, которые могли бы сохранить большевикам видимость политического и исторического алиби. Его, алиби, Ленин вроде бы получил, но это не меняет исторического результата: Россия в Мировой войне с помощью большевиков, говоря словами Людендорфа, была «опрокинута». Никто не в состоянии оспорить этот печальный итог.

То, чего так добивались германские руководители, удалось осуществить. Может быть, этот негласный и даже не зафиксированный письменно союз большевиков и Германии вдохновил Сталина и Гитлера, когда они в сентябре 1939 года скрепили подписями своих министров «Договор о дружбе»? Может быть, здесь просто историческое совпадение или проявление вековых традиций в государственных отношениях России и Германии, выраженных во вражде и дружбе? Может быть, Ленин, следуя своей революционной логике, не мог отказаться от неожиданного шанса?

Свое алиби Ленин постарался усилить, когда в Стокгольме отказал во встрече Парвусу. Ленин лучше, чем кто‐либо другой, знал, что Парвус не только социал‐шовинист, но и доверенное платное лицо германских властей. Достаточно было того, что с Парвусом был близок его помощник Ганецкий… Сам Гельфанд‐Парвус вспоминал об этом так: «Я был в Стокгольме, когда Ленин находился там во время проезда. Он отклонил личную встречу. Через одного общего друга (видимо, Ганецкого. – Д.В.) я ему передал: сейчас прежде всего нужен мир, следовательно, нужны условия для мира; спросил, что намеревается он делать. Ленин ответил, что он не занимается дипломатией, его дело – социальная революционная агитация»[78]. Не случайно Ленин, добившись цели, презрительно и иногда демонстративно отвергал Парвуса. Он ему уже был не нужен. Дело было сделано. Работал механизм, ими запущенный, совсем не требовавший личных контактов.

Наконец, Ленин свое алиби обосновал и тем, что пальму первенства в поездке через Германию передал меньшевикам. В своей статье «Как мы доехали», опубликованной одновременно в «Правде» и «Известиях» 5 (18) апреля 1917 года, Ленин писал, что инициатива выдвижения плана проезда через Германию принадлежит Мартову[79]. Как писал Луис Фишер, «Ленину дело представлялось простым: он стремился в Россию, а все остальные пути были закрыты. Что об этом скажут враги в России и на Западе, его нимало не беспокоило. Меньшевики, он знал, не станут на него нападать: их вождь Юлий Мартов приехал в Россию той же дорогой»[80].

Но все эти алиби, повторим, не могут оспорить непреложного исторического результата: совпадения по одному пункту интересов большевиков и Германии – свалить, опрокинуть царскую Россию. Это совпадение интересов было с максимальной эффективностью использовано заинтересованными сторонами. Обе избегали огласки. И та и другая стороны осуществили сделку через второстепенных лиц. Оба партнера смогли многое превратить в историческую тайну.

В поездке революционеры были охвачены противоречивыми чувствами: возбуждение, нетерпение, подспудные опасения перед неизвестностью. В 15 часов 27 марта Ленин и его спутники выехали из Цюриха в Россию. Большевистский вождь еще не знает, что долгие эмигрантские годы остаются за его спиной навсегда, Ленин и Крупская, Зиновьев