Китайский попугай - Эрл Дерр Биггерс

При имени Нормы Фицджеральд Чарли Чан, собиравшийся уже выйти из комнаты с подносом грязной посуды, остановился, поставил поднос на стол и приблизился к радиоприемнику. Оба услышали звучный голос певицы:

– Здравствуйте, мои дорогие. Я очень рада, что опять буду петь в Лос-Анджелесе.

– Ах, как бы хотелось двум джентльменам в самом сердце пустыни услышать от тебя хоть два слова о Джерри Делано вместо самой расчудесной арии, – вздохнул Боб.

Тем временем всю комнату заполнили звуки глубокого, чистого сопрано. Боб Иден и Чарли Чан в молчании выслушали арию, а когда она закончилась, Чарли сказал:

– Вот еще одно чудо, совершенное белым человеком. Как далеко мы сейчас от певицы – и в то же время так близко! Я пришел к выводу, что нам придется нанести визит этой даме.

– Вы правы, Чарли, но как это сделать?

– Предоставьте мне решить эту проблему, – ответил детектив, выходя со своим подносом.

Иден погрузился в чтение какой-то книги, но никак не мог сосредоточиться на содержании. Прошел час. Зазвонил телефон, и веселый молодой голос в трубке произнес:

– Хэлло! Что слышно? Вы все еще тоскуете по огням большого города?

– Разумеется!

– Звоню вам лишь для того, чтобы сообщить – киношники уже здесь. Приезжайте.

Повесив трубку, Боб помчался к себе – одеваться. Пробегая через патио, он заметил, что Чарли Чан разжег огонь в камине. Неверные, слабые язычки пламени освещали полное, толстощекое лицо китайца. Возвращаясь, уже со шляпой в руке, Боб задержался на минутку.

– Вы так внимательно смотрите на огонь, Чарли. Наверняка ваши мысли далеко от этого камина. Раздумываете над тайной ранчо Мэддена?

– Вы правы, сэр. Мои мысли действительно далеко. Далеко от ранчо Мэддена. Я думал о Гонолулу, где ночи мягкие и теплые, совсем не такие, как здесь, в пустыне. Признаюсь вам – тоска по родным местам и родным людям тяжким камнем легла мне на сердце. И думал я сейчас о моем скромном домике и о моих девяти детках.

– Девяти! Боже праведный, вот это называется быть отцом!

– Вы правы. Перед вами действительно счастливый отец. А вы, как я вижу, собрались куда-то, на ночь глядя?

– Решил провести вечер в городе. Только что позвонила мисс Вэнделл и сообщила, что приехала сьемочная группа. Ах да, завтра они будут здесь, ведь Мэдден разрешил им сьемку. Наверняка он уже забыл об этом.

– Наверняка. И лучше ему не напоминать, а то откажет, мне же ужасно интересно посмотреть, как делается кино. Вернувшись домой, я расскажу об этом моей старшей дочке, она просто бредит кинематографом. И если я со знанием дела и со всеми подробностями смогу рассказать своим детям интересные вещи о «фабрике грез», представляете, как возрастет мой авторитет! Уважение к предкам в моем доме поднимется еще выше.

Боб рассмеялся:

– Надеюсь, вам завтра представится такой случай. Прощайте, Чарли. Постараюсь вернуться не очень поздно.

Через несколько минут Боб Иден уже ехал под черным бархатным небом пустыни, усеянным бесчисленными яркими звездами. Вспомнился ему бедняга Ли Вонг, похороненный на маленьком кладбище за Эльдорадо, но он отогнал от себя печальные мысли. Вскоре перед ним замелькали огни города.

Переступив порог гостиницы, Боб сразу понял, что тут все изменилось до неузнаваемости. Дом буквально дрожал от громких молодых голосов, раскатистого смеха и оглушительной музыки, гремевшей в баре.

У входа молодого человека встретила Паула Вэнделл.

Тесная маленькая комнатушка, заставленная старой мебелью, тоже предстала другой – обновленной и светлой – благодаря заполнившей ее молодой компании. Пользуясь свободным вечером и предоставленные сами себе, киношники веселились, как малые дети, беззаботно и шумно. Прелестная девушка, с энтузиазмом исполнявшая что-то на укулоле, на миг оторвалась от инструмента, протянула руку гостю и вновь вернулась к прерванному занятию. Высокий стройный молодой человек по имени Ранни с удивлением взглянул на вошедшего Боба и, на секунду перестав издеваться над серебристым саксофоном, бросил:

– Привет пережиткам прошлого! А арфу ты с собой захватил?

От молодежи не отставал и актер средних лет, наяривая что-то на стареньком пианино.

Ошеломленный Боб приметил в дальнем углу спокойную пару – даму и немолодого седовласого мужчину. Пожалуй, единственное подходящее общество.

Представившись, Боб сел рядом с ними.

– Как, как вы сказали? – переспросил мужчина, приложив руку к уху и стараясь перекричать шум. – А, очень приятно, друзья мисс Вэнделл – наши друзья. Немного шумно у нас, вы не находите? Ах, молодость! Вспоминаю свои молодые годы. Тогда я работал не в кино, а в театре. Мы ездили по городам, давали спектакли. Помнишь? – спросил он свою соседку.

– Да, только меня, к счастью, бог миловал, удалось как-то избежать этих постоянных переездов из города в город, замызганных сцен жалких городишек. Я играла у самого Беласко, в Нью-Йорке! – с гордостью подчеркнула актриса.

– Вот как! – с должным восхищением воспринял Боб эту информацию.

– Да, молодой человек, я прошла хорошую школу! Беласко очень ценил меня. Помню, как на одной из генеральных репетиций он сказал, что без меня не смог бы вообще поставить эту пьесу! И вручил мне большое красное яблоко, а это означало…

Поскольку в этот момент неожиданно перестала греметь музыка, слова актрисы были отчетливо услышаны всеми в комнате, и кто-то громко рассмеялся:

– Не успел появиться свежий человек, а Фанни уже ему мозги пудрит! Слышите, опять сказочка о яблочке!

– Нечего смеяться! Завидуете, что я прошла хорошую школу! Вот чего вам не хватает! Если бы в кино была своя школа, свои традиции…

– Вот и расскажи, как ты со своими традициями оскандалилась в роли Порции!

– Прошу минутку тишины! – вмешалась Паула, предупреждая готовую разразиться стычку. – Выступает несравненная Диана Дэй в сопровождении излюбленного инструмента Голливуда укулоло!

С блеском исполнив последний игривый шлягер лондонских кабаре, Диана впала в другую крайность и затянула старинную душещипательную песенку. На слушателей напала меланхолия. Пауле опять пришлось вмешаться:

– А теперь Эдди Бостон – фортепьяно и Рендолф Рено – саксофон исполнят балладу о старом мандарине.

– Не думайте, что они всегда такие, – пытаясь перекричать бравурную музыку, Паула обратилась к Бобу. – Нет, это просто выдался свободный вечер, днем съемок не было, они не устали, вот и разошлись немного. Тем более что гостиница целиком в их распоряжении.

Так оно и было, других постояльцев в «Оазисе» не случилось. Правда, привлеченные веселой музыкой, вскоре в «Оазис» повалили представители местной молодежи, восхищенные и очарованные.

Наконец баллада закончилась, но особого восторга у слушателей она не вызвала. «Профессиональная зависть, ясное дело», – резюмировал Ренни Рено. Он вызвался исполнить еще что-нибудь, но тут девушки крикнули, что не мешает и потанцевать, и всех, кроме двух немолодых актеров в углу комнаты, подхватил чарльстон. Музыка гремела, гостиница ходила ходуном, на стенах качались фотографии с автографами посещавших «Оазис» актеров и других знаменитостей.