Легенды Невского проспекта - Михаил Веллер

Но униженный и оскорбленный директор не сдалсяв намерении добиться своего. И через пару месяцев скульптуру тихо погрузилиподъемным краном на машину и увезли. А поставили ее во дворе Русского музея, средипрочих репрессированных памятников царской столицы, и как раз рядом с другойстатуей Паоло Трубецкого — конным изображением Александра Третьего. Того снялив восемнадцатом году со Знаменской площади, переименовав ее в площадьВосстания. Не везло Паоло Трубецкому в Ленинграде.

Куда потом эту статую сплавили — неизвестно, ипо прошествии лет в Русском музее уже тоже никто не знает…

Но история осталась. А поскольку в Одессе иныне стоит мирно точно такая же композиция, авторская копия самого же ПаолоТрубецкого, сделанная по заказу одесского градоначальника, которому понравиласьэта работа в императорском Санкт-Петербурге, и он захотел украсить свой городтакою же, — про свой город ревнивые и патриотичные одесситы тоже потомрассказывали эту историю. Хотя с их-то как раз скульптурой никогда ничего неслучалось, в чем каждый может лично убедиться, подойдя поближе и осмотревсоответствующие места.

Однажды приятель-одессит рассказал эту историюотдыхавшему там прекрасному ленинградскому юмористу Семену Альтову. И Сенянаписал об этом рассказ. Лаокоона он переделал в Геракла, сыновей и змей убралвовсе, школу заменил на кладбище, и умело сосредоточил интригу на генитальных,если можно так выразиться, метаморфозах. Но все равно рассказ получилсяпрекрасный, очень смешной, и публика всегда слушала его с восторгом.

«Знамя есть священная херугва, которая…которой…»

А. Куприн, «Поединок».

Боевых офицеров, которые дожили до конца войны— и не были потом уволены в запас — распихали по дальним дырам; подальше отдекабристского духа. А то — навидались Европы, мало ли что. И они тихо тамдослуживали до пенсии, поминая военные годы.

И торчал в глуши огромного ЛенинградскогоВоенного Округа обычный линейный мотострелковый полк. Это назывался он уже вдухе времени — мотострелковый, а на самом деле был просто пехотный.

И командовал им полковник, фронтовик иорденоносец, служба которого завершалась в этом тупике. В войну-то звания шлихорошо — кто жив оставался, а в мирное время куда тех полковников девать?дослуживай… Не все умеют к теплому местечку в штабе или тем более на военнойкафедре вуза пристроиться. А этот полковник мужик был простой и бесхитростный:служака.

Жизнь в полку скучная, однообразная:гарнизонное бытье. Слава и подвиги — позади. Новобранцы, учения, отчеты, пьянкии сплетни. Рядом — деревенька, кругом — леса и болота, ни тебе погулять, нидушу отвести.

А уж в деревне житье и вовсе ничтожное. Бедноеи серое.

И только дважды в год сияло событие —устраивался парад. Это был праздник. В парад полковник вкладывал всю душу,вынимая ее из подчиненных. За две недели начинали маршировать. За неделюсколачивали на деревенской площади перед сельсоветом трибуну и обивали кумачом.Изготовляли транспаранты, прилепляли на стены плакаты. Сержанты гоняли солдат,офицеры надраивали парадную форму и нацепляли награды, технику красили свежейкраской, наводя обода и ступицы белым для нарядности — все приводили в большойажур.

И в радостные утра 7 Ноября и 1 Мая всядеревня загодя толпилась за оцеплением вокруг площади. Деревенское начальство истаршие офицеры — на трибуне. Комендантский взвод, в белых перчатках, ссимоновскими карабинами, вытягивал линейных. Полковой оркестр слепил медью ирубил марши. И весь полк в парадных порядках, р-равнение направо, отбивал шагперед трибуной. Все девять рот всех трех батальонов. Открывала парад, потрадиции, разведрота, а завершал его артдивизион и танковая рота. В конце шлидаже, держа строй, санитарные машины санчасти и ротные полевые кухни — все какесть хозяйство в полном составе.

Народ гордился, пацаны орали, офицеры держалипод козырек, а во главе, в центре трибуны, стоял полковник, подав вперед грудьв боевых орденах, и отечески упивался безукоризненной готовностью своего полка.Все свое армейское честолюбие, всю кровную приверженность старого профессионаласвоему делу являл он в этих парадах.

А впереди всей бесконечной стройной колонны —знаменосец! — плыл двухметрового роста усатый и бравый старшина, полный кавалерорденов Славы. Это уже была просто местная знаменитость, любимец публики.Пацаны гордились им, как чем-то собственным, и спорили, что, поскольку онполный кавалер Славы, то он главнее офицеров, и старше только полковник.

А после парада был гвоздь программы — пиво!Надо знать жизнь глухой деревушки того времени, чтобы оценить, что такое былотам — пиво; да еще для солдата. Дважды в год полковник усылал машину вЛенинград и всеми правдами и неправдами изыскивал средства и возможности купитьтри бочки пива. Каждому по кружке. Эти бочки закатывались в ларек, пустовавшийвсе остальное время года, и вышедший с парадной дистанции личный состав в четкоотработанной последовательности (это тоже входило в ночные и дневныерепетиции!) выпивал свою кружку. А население кормили из дымивших, только чтопрошедших парадом полевых кухонь. Колхозников, естественно, было куда меньше,чем солдат в полку, и в этот-то уж праздничный день они наедались от пуза. И,таким образом, убеждались в смысле плаката на избе-читальне: «Народ и армияедины!»

Хороший был полковник. Слуга царю, отецсолдатам.

И вот, значит, проходит такой первомайскийпарад. Оркестр ликует и гремит. Линейные замерли — штыки в небо, флажки на нихплещутся. И с широкой алой лентой через плечо шагает старшина, колотя пыль издеревенского плаца, и в руках у него Знамя полка — 327-го гвардейского орденаБогдана Хмельницкого Славгородского мотострелкового — бахрома золотом,георгиевская лента по ветру бьет, орденок в углу эмалью блещет, и буквы дугойчерез красное поле. А по бокам его, на полшага сзади — ассистенты при знамени,статные юные лейтенанты, серебро шашек в положении на-краул искрами вспыхивает.

И за ними — со своей песней, с лихимприсвистом — разведрота марширует.

Музыка сердца! Сильна непобедимая армия, живфронтовой дух!

И, миновав дистанцию церемониального марша исвернув за угол единственной деревенской улицы, старшина-знаменосец подходит кларьку. Кружки уже налиты, кухонный наряд в белых куртках и колпаках готов краздаче — да чтоб без проволочек! полторы тыщи рыл участвуют в параде, икаждому по кружке надо в отмеренные минуты!