Живая сила. Дневник ликвидатора - Сергей Мирный

Подъехали они под эту стену, как я понимаю, с востока, от восточного торца здания — от площади перед админкорпусом: это место во все времена было одним из самых отмытых, самых безопасных — согласно меркам, опять же, этого «каждого» времени…

Ну и поехали они под этой стеной, делая замеры, я думаю, метров через 100… Может, через 200…

Ну, и ничего особо выдающегося не находя — по майским стандартам, подчеркиваю…

Замер…

Замер…

Замер…

Работа как работа.

«Вылезаю я на броник — мерять — уже на самом последнем диапазоне (в мае, похоже, он для них был и самым рабочим) — а стрелка за шкалу — вылетает! — да с такой силой! (Поясню: бывалый химик-разведчик уже по тому, с какой скоростью стрелка начинает движение по шкале, может определить, на какой отметке она остановится… А последний диапазон у ДП-5 — это 200 рентген в час…) И стрелка из него — ВЫЛЕТАЕТ! Я в броник — хоп! — люком хлоп!! — и: «ГОНИ!!!» Водила толковый попался… Ну, я вернулся в штаб, доложил…»

Нашли в штабе прибор с пределом 500 Р/ч.

В том месте зашкаливает. (Это уже без Сэма домеряли.)

Еле-еле где-то еще нашли на 1000 Р/ч.

Зашкаливает.

Через два дня привезли откуда-то с пределом ДО ТРЕХ ТЫСЯЧ РЕНТГЕН в час.

Полторы тысячи там оказалось…

«Сэм в тот день вернулся с разведки зеленый», — это уже слова другого моего приятеля, Жени…

И что, вы думаете, произошло в лагере? Вся наличная медицина Сэму бросилась помогать?

Ни хрена подобного! Сэм три дня объяснительные записки писал…

Как его туда занесло, да не было ли в том злого умысла, да не «самострел» ли он, да родственники не за границей ли, да не знаю еще что… Опять же, еврей…

Три дня все эти храбрые чекисты-кагебисты-бюрократы доблестно с него не слезали.

Вот так.

Грустная история. Продолжение еще грустнее. Даже не знаю, как писать. Потому что я помню Сэма здоровым, жизнерадостным, бородатым — сочным — человеком. И он еще какое-то время — меньше года, пожалуй — таким оставался. А внешне — ну, полежал в военном госпитале, это дело обычное… Ну, в своем же родном институте медрадиологии полежал — уже как пациент… Тоже, в общем, ничего особенного…

…Мне до сих пор стыдно — за молодость, глупость, неотесанность свою — как я Сэма — приблизительно в это же время, после чернобыля вскорости — приглашал в сауну (мы иногда до того одной компанией ходили, Сэм, собственно, и приобщил меня к этому здоровому делу).

Я приглашал, а он отнекивался, отказывался: «Да ты знаешь, я жару счас плохо переношу», как-то мягко, с неловкостью… А я — идиот! — настаивал: «Ну просто в предбаннике посидишь, с компанией пообщаешься…» — «Да чо ж просто под дверями сидеть», — грустно, по-стариковски усмехнулся Сэм.

И /оды должны были пройти, и сам я должен был кой-чего испытать, чтоб узнать — как оно, когда сегодня не можешь какого-то здорового славного дела, которое мог всегда… «Чего я буду в предбаннике сидеть»…

Не буду я дальше про Сэма писать.

Запомните и вы его таким.

Сочным. Ловким. Жизнерадостным.

ЗДОРОВЫМ.

…Старшим товарищем, о котором каждый может мечтать…

— Вроде не гайморит…

— Это бодрит, — откликнулся я неожиданно в рифму.

— …но лучше на всякий случай сделать снимок, — продолжил врач, мой приятель. — Рентген. Флюорография тут ничего не покажет. Сделаешь?

— Конечно.

Приятель выписал уже не обычное направление, время приема в рентгенкабинете давно закончилось, а записку с личной просьбой.

Дородная тетка — лаборант-рентгенолог:

— Знают же, что прием закончился, а присылают своих… Совести у них нет… Знают, что я никуда не денусь: не дай что-нибудь с моими случится — к ним же идти придется… — бурчала она, но больше так, для виду.

— Ну, одевай вот это, сынок.

Она обвязала вокруг моего пояса что-то вроде юбки — точнее, двух клеенчатых фартуков — один спереди, один сзади — тяжелые свинцовые пластины внутри.

— Ты еще молодой… Садись.

Такую ж конструкцию надевает мне на грудь и спину, узел на плече завязывает…

— Зачем вам, молодым, это лишнее облучение…

…хорошая такая добрая тетка-рентгенолог…

А я еле сдерживаюсь.

Мне — СМЕШНО.

МНЕ — смешно…

Медицинской Сестре Катерине Бондаренко и Доктору Александру Осипову

(а также значительно менее замечательным доктору и медсестре, которых я встретил в медпункте ОГ МО СССР в Чернобыле в период своей «адаптации к радиации»)

…О, сучьи врачи! Не знал я вашего белохалатного племени, не знал, какое наслаждение испытываете вы — часто неосознанно, — возвышаясь над ослабевшим сейчас человеком, запрещая ему (часто — навсегда!) есть, пить, делать то, что вам еще можно, в этот миг воспаряя над мелкостью и смертностью своей, над суетностью окольцевавших вас самих проблем, — Бессмертные Боги, знающие — или думающие, что знают, — названиетой хвори, которая точит человека, согласно замечательной советской традиции именуемого с момента пересечения порога, где он надеется найти помощь: «больной»… И ничем не могущие ему помочь, если, по-простому говоря, здоровья нет… И лишь немногие из вас — в силу особой человечности — или умелости — или усталости от потока стремящихся к ним больных — или от всего этого вместе — просто помогают такому ж усталому от работы человеку, как равный равному, вселяя в него уверенность в обоюдном мастерстве. «Ничо, выкрутимся и в этот раз» — орошая его здоровьем, которого и у самих-то не на два века…

И черпая из этого общения силу жить, которая важней здоровья…

Которая и есть здоровье.

Проездом в Киеве, узнал о Музее Чернобыля.

Нашел.

Зашел.

На кассе надпись:

«Участникам ликвидации

последствий аварии на ЧАЭС

ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ»

Предъявил удостоверение. «Проходите, пожалуйста».

Приятно.

Хожу по музею. Чувствую себя немного экспонатом. Забавно…

Попадаю на группу с экскурсоводом — миловидной женщиной:

…Взрыв 4-го энергоблока Чернобыльской атомной электростанции, как вы знаете, не был взрывом ядерным. Энергоблок был разрушен паровым, химическим взрывом. Это случилось из-за недопустимого, катастрофического перегрева ядерного реактора, а этот перегрев возник из-за недостатков конструкции реактоpa и нарушения правил его безопасной эксплуатации. И то и то было совершенно недопустимым с точки зрения теперешних представлений о безопасности ядерной энергетики… Взрыв выбросил большое количество — десятки тонн! — высокорадиоактивных материалов реактора в окружающую среду. А внутри разрушенного здания реактора оставшееся ядерное топливо расплавилось, и контролировать ядерные процессы в этой массе было почти невозможно. Во всяком случае, до Чернобыля таких задач никто не решал… И возникла опасность, что эта неуправляемая радиоактивная лава стечется в достаточно большою массу, эта масса станет критической — и пойдет ЦЕПНАЯ ЯДЕРНАЯ РЕАКЦИЯ. Произойдет новый взрыв. Не такой, как от бомбы — для этого критическую массу надо продержать вместе достаточно долго, — а просто взрыв от выделения огромного количества энергии уже на первых стадиях цепной реакции… От такого взрыва эта радиоактивная масса разлетелась бы вокруг (и это прекратило бы цепную реакцию), новые радиоактивные тонны поднялись бы в воздух, могли б упасть стены здания (крыши энергоблока уже не было)… А рядом еще три реактора Чернобыльской АЭС! — и неизвестно, какие разрушения этот новый взрыв мог бы им нанести… Трудно себе представить все последствия… Чтобы такой взрыв предотвратить, и чтоб затушить графит, горящий внутри взорвавшегося реактора (а графита в нем до взрыва было 1700 тонн!), чтобы уменьшить идущие из руин радиоактивные выбросы, — по рекомендации ученых ее начали забрасывать сверху свинцом, бором, доломитом, песком, глиной… С вертолетов. (Фотография: над черным зевом реактора зависла брюхатая стрекоза военного вертолета; от нее к пролому тянется косой пунктир полных мешков…) А вот снимок (фото поменьше, рядом) одного из вертолетчиков, которые «бомбили» тогда реактор… Действиями пилотов, ученых, тысяч призванных к тому времени из запаса людей, работавших в зоне, на АЭС и у самого оголенного реактора, извергающего из себя каждый день огромные количества высокорадиоактивных веществ, — на десятый день после взрыва, б мая 1986 года, опасность еще одного чернобыльского взрыва, который мог бы изменить карту Европы — да всего мира, наверно… в общем, ЭТОГО удалось избежать. После чего в зоне были развернуты широкомасштабные работы и сотни тысяч людей ликвидировали последствия взрыва еще несколько лет. Их усилиями удалось ущерб от этой аварии, и так громадный, все же ограничить, многие серьезные и долговременные опасности — предотвратить. Например, подземные воды остались чисты…