СССР-2010 - Александр Афанасьев

В Абботабаде я был первый раз. Но с первого вздоха – не с первого взгляда, а именно с первого вздоха я понял, почему пакистанские генералы строят свои виллы именно здесь, на самой границе с Индией.

Абботабад находится на высоте около двух тысяч над уровнем моря. Горы здесь есть, но невысокие, сплошь поросшие сосной, очищающей воздух и придающей ему аромат хвои. Машины здесь тоже есть, но немного, а отсутствие реки делает воздух сухим и не затхлым. И если в Пешаваре постоянно чем-то воняет – гнильем, дерьмом, несвежей пищей, просто запахом сырости, то воздухом Абботабада хочется дышать полной грудью. Он чем-то напоминает крымский горный воздух.

Мы подъехали к вилле, я заметил машину Вахида – небольшой японский внедорожник. Значит, Вахид не обманул, приехал, и тут меня не собираются арестовывать.

«Тойота» бригадира проехала внутрь. Пикап с солдатами остался на месте.

А неплохо. Конечно, архитектуру портит высокий, выше человеческого роста, бетонный забор, но так даже и лучше – мне лишние глаза не нужны. Перед домом – участок несколько соток, никаких грядок там нет – розы, карликовая сосна, тамариск. Сам дом построен в британском стиле – довольно примитивный, без привычных для России тяжеловесных колонн. У британцев вообще довольно примитивная архитектура, это мы всегда ориентировались на Европу, на Грецию и на древний Рим.

Первый этаж. Вспоминаю, что в Англии первый этаж – это наш второй, а их первый зовется ground floor – земляной этаж, получается. Бросается в глаза помещение для прислуги и для охраны – как-то непривычно для моего советского менталитета. Но они тут так живут. Отдельно помещение для денщика или адъютанта – пакистанская армия бережно хранит традиции старой британской армии, даже тогда, когда сама британская армия от них давно отказалась. Правда, и продувает она индусам раз за разом. Парадокс – за все время существования государства Пакистан его армия проиграла все войны, какие она вела. Единственные войны, какие она не проиграла – это войны с собственным правительством и народом. Сколько тут было переворотов? Три? Четыре?

На втором этаже нас ждал Вахид. Мы троекратно обнялись, и я успел приклеить ему на спину еще один жучок. Что делать, жизнь заставляет…

Пошли просматривать второй этаж. Это уже господская зона, комнаты там большие, светлые. Бросается в глаза, что нет разделения дома на мужскую часть и женскую. Чисто европейский дом. Это показывает, что хозяин дома – человек европейского воспитания. Впрочем, иного и быть не может – у пакистанских военных считается хорошим тоном нанимать детям настоящих английских нянь и отправлять подростков учиться в Сандхерст – практически все генералы пакистанской армии закончили именно это британское офицерское училище, да еще американский Вест-Пойнт его закончил, к примеру, сам Мухаммед Зия уль-Хак. Что же это мне напоминает… ах, да. Она по-русски плохо знала – Пушкин. Наше дворянство в девятнадцатом веке тоже предпочитало французский. Закончилось все Великой Октябрьской Социалистической революцией. Здесь рано или поздно кончится тем же самым, только плюс атомные бомбы.

Третий этаж. Это уже чисто мужская зона, и – я поверить не могу – в одной из комнат с косой крышей и люком стоит телескоп Шмидт-Кассегрейн с увеличением до пятисот раз…

– Любите наблюдать за звездами, – спросил бригадир, видя, как я присматриваюсь к телескопу.

– Да, очень…

– Здесь очень удобно это делать. Нет смога, горы. У нас лучшая страна, для того чтобы наблюдать за звездами…

– Отлично. И за сколько вы сдаете дом?

– Хотелось бы получить шестьдесят.

– Шестьдесят тысяч долларов США в год?

– Ну не марок же. Хотя и марками возьму, если есть[130].

– Помилуйте, Аллах свидетель, у меня не так много осталось денег. Мне нравится ваш дом, но я не могу вам дать за него больше тридцати…

– Вахид говорил, что вам некуда идти…

– Увы, это так…

– Каждый человек должен иметь собственный дом. Дайте пятьдесят пять, и я помогу вам с видом на жительство.

Сторговались на сорока пяти. Вид на жительство прилагался в подарок. Интересно, что финчасть на это скажет – аренда дома за сорок пять тысяч долларов. Хотя не факт, что явка сгорит… операцию могут и отменить, а если даже не отменят, возможно, мою роль в ней не раскроют. А операция особо важная, под такие деньги выделяют столько, сколько необходимо…

Вахид и бригадир утрясали последние вопросы в саду. Я, вставив в ухо наушник сотового, внимательно слушал.

– Кто это такой?

– Он из Захедана, скрывается. Беженец, из деловых. Кажется, он перешел дорогу аятоллам.

– Шиит, что ли?

– Нет, как раз не шиит. Говорят, он имеет какое-то отношение к Аль-Каиде, организовал теракт, взорвал стражей[131]. А тебе-то что?

– Это плохо.

– Послушай, ты хочешь сдать или нет?

– Да, да… но получается, что он террорист!

– Будь он хоть кяфиром, лишь бы деньги были.

– Может, ты и прав… хорошо, пусть будет шиит.

– Сколько он даст?

– Сорок пять. И паспорт…

Одно дело сделано…

Договор сделали за остаток дня. Деньги были прямо при мне в виде промышленных алмазов, это очень хорошее средство для сбережения денег и расчета: они дорогие, с ними ничего не случится даже в огне, а небольшие алмазы стандартной огранки весом в пять-десять карат невозможно отследить. Если ювелир опытный, то он поймет, что алмазы намибийские. Понятно, что не якутские – у КГБ были африканские алмазы, их принимали в оплату за нелегальные поставки оружия. Алмазами интересовалась и сеть Хавала. Мы вернулись в Пешавар, и местный хаваладар[132] в одном из ювелирных магазинов принял и оценил камни. Теперь генерал мог получить за них расчет в любой точке сети.

Когда мы остались одни, я спросил Вахида:

– Этот бригадир? На кого он работает?

– На Генштаб.

Понятно… скорее всего, ИСИ. Inter-service intelligence – местное КГБ.