Стрелок - Михаил Михеев

Атака была внезапной, но немцам не повезло, один из часовых, хотя выставлено их было человек десять, успел поднять тревогу. Выстрел разбудил остальных, и, хотя многие погибли в первые секунды боя, некоторым удалось спастись. Мужчины поступили так, как положено мужчинам, – остались прикрывать свои семьи, а женщины и дети рванули в лес, благо темнота давала им шанс затеряться. Да и немцы в общем-то не слишком усердствовали с поисками, наверняка хорошо понимали, что беглецы никому уже не опасны, а главное, озабочены собственным выживанием и ущерба от них ждать не приходится. Поэтому сил понапрасну никто расходовать не стал, благодаря этому, ну и, конечно, тем, кто остался прикрывать отход, некоторым беглецам впрямь удалось спастись.

Сколько человек выжило той ночью, сколько осталось на заваленной трупами поляне, сколько погибло потом, в лесу, теперь, наверное, никогда не сосчитать. Эта группа собралась случайно, просто кинулись все женщины в одну сторону. Дети побежали за ними, скорее всего, инстинктивно, а парня с винтовкой тетя Нюра, та, которая старшая, натурально схватила за шиворот и уволокла за собой, когда он свалился от немецкой пули аккурат у нее на пути. Кстати, винтовку свою, в которой и осталось-то всего два патрона, он так и не выронил, держал мертвой хваткой, даже без сознания.

А потом они несколько дней бродили по лесу, и из еды у них с собой оказался кусок хлеба, сунутый в карман все той же тети Нюры еще вечером перед побоищем. Правда, были спички. Постарались уйти подальше, довольно быстро заблудились и в конечном итоге наткнулись на тихо-мирно сидящих в импровизированном схроне диверсантов.

Кстати, и представились заодно. Ну, естественно, тетя Нюра… Кажется, вариант имени Анна, но ни Александр, ни Павел точно не знали, а спрашивать постеснялись, и не хотелось им демонстрировать свое неполное знание местных языковых особенностей. Эта женщина до войны работала дояркой в колхозе, у нее было два сына, которые служили в армии. Одного призвали еще до войны, второй с такими же, как он, решительными односельчанами, ушел на призывной пункт в первый же день, боялся, что на его долю войны не достанется. С тех пор об обоих ни слуху ни духу, что, учитывая ход войны, и неудивительно.

Парня звали Сергеем, было ему не шестнадцать, а, как оказалось, целых семнадцать лет, просто возраст успешно маскировался худобой и невысоким ростом, следствием то ли генетики, то ли банального недоедания в детстве. Зато кисти рук, наоборот, широкие, как лопаты, и на вид очень сильные. Винтовку свою он подхватил из рук упавшего от немецкой пули соседа. Успел даже один раз выстрелить, потом и сам упал. Вот так-то, все хотел уйти к партизанам, да мать удерживала. Лучше бы не удерживала, если честно, и сама, наверное, погибла, и сын теперь ранен, и неизвестно, выживет ли.

Старшую из девушек, высокую, с классическими чертами лица и длинной русой косой, звали Евгенией, и она, как оказалось, и впрямь была на шестом месяце. Правда, насчет отца ребенка не распространялась, да и остальные помалкивали. Ну, их дело, хотя понять можно, она, похоже, не замужем, а на таких в деревнях всегда смотрели косо. Ее подруга, невысокая, худощавая, симпатичная, с роскошными черными волосами, хотя какая уж там подруга, скорее, товарищ по несчастью, носила старое русское имя Анастасия. «Можно Настя». – И зарделась, как маков цвет… Ей всего шестнадцать – война и впрямь заставляет выглядеть старше. Имена детей напарники даже запоминать не стали. Какой смысл? В общем, тот еще зоопарк подобрался.

По окончании вечера откровений женщины отправили детей спать, беззастенчиво реквизировав обжитую пещеру. С ними уложили и Сергея, того после уколов мотало из стороны в сторону, непонятно, как он раньше не отключился. А после этого они попытались выведать, что собой представляют приютившие их люди. Александр отбрехался: дескать, они тут по особо важному и сверхсекретному заданию. Ни словом не соврал, кстати, и при этом ничего особенного не сообщил. Вряд ли приблудных дам это удовлетворило, но мозгов у них достаточно, чтобы не лезть куда не надо. Ну, и то хлеб.

Пока же пришлось снова ночевать под открытым небом, да еще и без спальников, оставшихся в схроне, и нельзя сказать, что это напарникам нравилось. Точнее, не то чтобы совсем под открытым небом, поняв, что женщины в любом случае оккупируют землянку, напарники еще засветло в темпе соорудили из подручных материалов шалаш, но толку от него было мало. Спасибо, дождя не было, но все равно сыро, ночь выдалась прохладная, и, если бы не термобелье, заболеть можно запросто. Учитывая, что Александр и так простужен, то и еще проще. В общем, утром, невыспавшиеся и злые, оба вооружились лопатами и принялись копать себе новое убежище, в котором можно перекантоваться оставшееся время.

Спустя пару часов, когда они уже изрядно взмокли, появилась тетя Нюра и принялась руководить. Парни вначале не обращали внимания, но, как известно, даже комар, который зудит над ухом долго и нудно, начинает раздражать и вынуждает обратить на себя внимание. Когда же внимание было привлечено, они с удивлением поняли: она руководит строительством землянки для женщин и свято уверена, что именно для этого парни затеяли земляные работы. Ну а что? То, с позволения сказать, убежище, в котором они провели эту ночь, для всей оравы маловато, по логике тети Нюры, в нем должны остаться дети, ну и Сергей пока что, а для женщин просто необходимо отдельное жилье.

Может, и необходимо, только они-то здесь при чем? Оба напарника синхронно испытали чувство недоумения, плавно переходящего в раздражение. Александр просто молча пожал плечами: мол, блажен, кто верует, а Павел, будучи куда менее сдержанным, тетю Нюру послал по всем известному адресу. Это стало ошибкой.

Несмотря на то что он ухитрился ни разу не сорваться на нецензурные слова и выражения, ответ не заставил себя ждать. Пришедшая за ночь в себя и успокоившаяся тетя Нюра мгновенно оказалась в своей родной стихии и наехала на Павла не хуже базарной торговки, которую поймали за руку на втюхивании залежалого товара. Под градом сочных эпитетов Павел то краснел, то бледнел и сжимал кулаки так, что костяшки побелели. Будь на месте тети Нюры мужик, он давно расстался бы с половиной зубов и получил в довесок отбитый ливер, но провести соответствующую воспитательную работу с женщиной Павлу не позволяло воспитание. Такой вот каламбур… Наглая баба каким-то шестым чувством смогла это понять и без зазрения совести пользовалась своим преимуществом.

Конец безобразию положил Александр. Не потому, что решил прийти на помощь напарнику, честно говоря, сочувствия к нему он сейчас не испытывал совершенно. Да и вообще, пусть учится гасить скандалы, если уж не хватило ума их избежать. Умение весьма полезное в жизни, кстати. Становиться свидетелем подобных сцен он ненавидел, равно как и общаться с подобными бабами. Послушав немного, он с размаху воткнул лопату в землю и решительно пошел наверх, бросив через плечо:

– Собирайся, Паш, мы уходим.

– И куда это вы собрались? – уперла руки в бока тетя Нюра. – Куда собрались, я спрашиваю?

Вблизи Александру моментально стала понятна ее наглость. От женщины спиртным не просто пахло – разило, посади ее в машину, и стекла запотеют мгновенно. Откуда она взяла выпивку? Хотя просто, наверняка делала ревизию припасов и обнаружила хозяйственно прихваченную Павлом в деревне бутылку самогона, которую напарники сохранили на всякий случай. Ну, натереться спиртом, если промокнешь, или внутрь в небольшой дозе. Опять же, обеззараживает спирт неплохо. А тетя Нюра эту дрянь использовала, что называется, по прямому назначению.