Седьмой лимузин - Дональд Стэнвуд

Лоррен жалобно посмотрела на меня.

— О Господи, Алан, а тебя тогда только что выписали из больницы. И ты не снимал шляпу, потому что чертовы волосы никак не хотели отрастать! Я сказала Элио… нечто в этом роде. А он ответил: «Я ведь не спрашиваю, кого из них ты жалеешь. Я и сам некогда совершил точно такую же ошибку». И он рассказал мне о какой-то женщине из его германских времен. Имени он не называл — да и если бы назвал, я бы не запомнила. Но одно его замечание поразило меня и поэтому запало в память. Думаю, что даже тогда оно прозвучало более чем странно. «Мы все получаем то, чего заслуживаем, — сказал мне Элио. — Трое в одной постели. Господу ведомо, что у сучки имеется в этом смысле хорошая практика».

Ничего удивительного в том, что Лоррен никогда не рассказывала мне этого раньше. На долгом пути домой я открыл в машине все окна, чтобы как следует продышаться. Выслушанная история воскресила в моей памяти все былое. Б. А., то есть Бедный Алан, которого все предали и за глаза высмеяли. Да и каким он стал скучным! Но переживешь большую катастрофу — и начинаешь все меньше себя жалеть.

Когда я покинул ареал Лос-Анджелеса, воздух стал чище и холоднее. В графстве Сан-Диего я очутился как раз перед наступлением вечерней тьмы. Вечно в пути; казалось, я так и не мог остановиться с тех пор, как Джилл прислала мне чертову телеграмму. Ответвление дороги, ведущее к океану, промелькнуло раньше, чем я успел осознать это. Я проскочил поворот. Будь я сейчас дома, я не находил бы себе места и боролся с искушением позвонить ей. Это было бы, разумеется, ошибочным ходом, но я все еще испытывал перенапряжение после разговора с Лоррен. Поэтому, очутившись в городе, я решил проверить, как обстоят дела в лаборатории. И, прибыв на место, обнаружил, что там еще кто-то есть.

— Фрэнсис? — окликнул я, звякая ключами. Ее нигде не было видно, но из-за двери в фотолабораторию просачивался красный свет.

— Не обращай на меня внимания, — донесся приглушенный голос из-за двери. — Я срочно проявляю снимки с джипами. Позвонили из «Юнион» — они им спешно понадобились. Ну, и как тебе работалось с Тони Хоггом?

— Мы разбогатеем!

Веселая манера разговаривать так, будто стоишь под душем, действовала на нее безотказно. Уж сколько раз она попадалась на эту удочку. Но на этот раз ее смех показался мне несколько вымученным.

— Я через минуту управлюсь. Твоя почта на письменном столе.

Мусор как мусор. Я всегда с первого взгляда замечаю, если в почте есть нечто действительно важное. А тут — обычная дрянь. Счета, реклама. И, конечно, журналы. «Современная фотография». И в ней еще один компаративный тест на светочувствительность различных цветных пленок. Я нетерпеливо, откладывая одну стопку бумаг за другой, просмотрел корреспонденцию.

«Автоколлекционер» и «Классические автомобили» оказались в самом низу. Я подписался на этот комплект из двух журналов только в нынешнем году. Новый месячник, редактируемый лихим парнем из Атланты по имени Фред Лоусон. Наряду с другими издателями, я обращался и к нему, пока мое участие в Королевском туре казалось еще возможным. На обложке был изображен изящный красно-черный «Дузенберг». А в нижнем углу рекламировалась, буквально взывая ко мне, одна из статей номера: «Эксклюзив! Королевский тур в Америке».

— Алан? Что там стряслось?

— Выходи оттуда живо, поняла?

Трясущимися руками я принялся перелистывать журнал, ища оглавление. Не могли же они поступить со мной так по-свински. Они же… опомнись, парень! Именно так они, конечно, и поступили.

— Я только что уронила контрольный негатив! Дай же мне минуту!

«В первой половине тура, устроенного Иваном Ламбертом, его участникам предстала половина королевских „Бугатти“, существующих на свете…», стр. 68. Но кто же перехватил у меня эту работу? Казалось, пальцы перестали мне подчиняться. Но вот я нашел то, что искал. По крайней мере, я не пригрел змею у себя на груди. Боа-констриктора!

Все оказалось несколько непрофессионально. «Обращаясь в прессу» — едва ли удачный подзаголовок. Письмо и два моментальных снимка, сделанные участником тура, неким Генри Чосером. Рядовой подписчик журнала, родом из Англии, который решил порадовать своего брата-читателя коротким отчетом о первой половине тура и которому хочется внести уточнения и поправки в статью из предыдущего номера о моторах особой мощности.

Ну, и всякое такое. Я перешел к фотографиям.

Мистер Чосер извинялся перед читателем за качество снимков, хотя на самом деле черно-белые фотографии, сделанные «поляроидом», получились весьма недурно. На одной был изображен бесконечно длинный белый остов королевского «Бугатти» с откидным верхом, рядом — смутное изображение усатого человечка (должно быть, сам мистер Чосер), стоящего у машины в позе охотника, завоевавшего невероятный трофей в африканском сафари. Дирборн, 18 октября.

Остальные участники тура толпились на заднем плане. Японские бизнесмены, разумеется; даже когда приземляется «Аполло» и из него выходят астронавты, они ухитряются щелкнуть своим «никоном». Их можно было заметить на световом пятне лампы-вспышки, ближе к краю, и на следующей фотографии, сделанной двумя днями позже у Харры. Боб Норрис пообещал устроить для участников тура настоящий спектакль — и, судя по всему, сдержал слово. Фотография представляла собой вид сбоку на Второй выставочный зал, большие заржавленные двери широко распахнуты, чтобы выпустить и впустить оба гигантских «Бугатти», которым в воздухоплавании соответствовали бы «Граф Цеппелин» и «Гинденбург». Большой седан «Берлин-де-Вояж» стоял «обутый» и готовый сорваться с места, тогда как «Биндер-купе-де-Вилль» был в полуразобранном виде — точь-в-точь такой, каким я его застал вдень аукциона.

Вокруг толпились фанаты. Невероятной толщины женщина, которая вполне подошла бы в жены Никите Хрущеву, стояла рядом с парочкой японских бизнесменов, повернув свое похожее на гигантскую картофелину тело так, чтобы смотреть в объектив.

По другую сторону от серебряно-черной машины виднелась молодая женщина лет двадцати, весьма хорошенькая, с этюдником в руке. На лице у нее была широкая улыбка, а свободной рукой с простодушием, всегда проскальзывающим на моментальных снимках, она обнимала за плечи Гарри Стормгрина.

Мой взгляд сразу же сконцентрировался на нем, упустив поначалу из внимания все остальное. Машина, зрители, даже девица — все это дошло до меня только мгновенье спустя. Подобно всем остальным колебаниям, размышлениям, так и не приведенным в исполнение планам, которые пришли позже. После того, как я впервые откусил от этого яблока, все самым решительным образом в моей жизни переменилось.

Красный свет погас. Фрэнсис высунула голову из дверей фотолаборатории.

— Привет, дорогой. — Увидев мое лицо, она вздохнула, словно ей пришла пора вновь со мной попрощаться. — Значит, ты уже увидел.

30 октября 1968 г.

Среда за полдень — и вот он я, только что расставшийся с частью собственного тела длиной в шесть тысяч миль. В пальто мне зябко, я меряю шагами железнодорожную платформу вокзала в Мюлузе. Большие часы на башне показывают семнадцать минут второго. Тринадцать минут до прибытия парижского экспресса. На нем приедут участники тура, намереваясь осмотреть пятый и шестой королевские лимузины.