После бала - Энтон Дисклофани

Рэй удивил меня, заставив выбирать между нашей семьей и Джоан. Я снова ждала, пока он удивит меня. Я села возле Томми и помогала ему справиться с блинчиками, пока Рэй читал газету. Он всегда читал выборочно; и в два счета дошел до женского раздела. Он пролистнул страницу, будто на ней не было огромной фотографии Джоан. Я была странно разочарована. Ну а чего я хотела? Чтобы он зажег спичку и спалил газету? Рэй не стал бы устраивать спектакль. Он просто хотел, чтобы Джоан постепенно исчезла из нашей жизни, очень медленно, даже незаметно.

Он вернулся к началу газеты и еще раз, более внимательно, просмотрел ее. Это было его привычкой. Что могло быть интереснее, чем заметки о Джоан? Наверное, статьи о школьной десегрегации, ядерных бомбах, россиянах. Только дело в том, что мне было плевать на школьную десегрегацию. Плевать на россиян. В отличие от Джоан, если она не притворялась: этой зимой она дала мне почитать статью о разоружении, которую вырезала из газеты. Но кто знает, о чем на самом деле думает Джоан?

– Спасибо за блинчики, – сказал Рэй, дочитав газету и наконец обратив внимание на еду. Затем он доел свою стопку блинчиков, как делал это по субботам и воскресеньям.

Он всегда сначала читал газету, за это время блины остывали и становились теплыми. Сначала он смазывал каждый блинчик маслом, потом наливал сироп вокруг, а не прямо на них, затем резал их на много частей и только тогда наконец ел. Даже в пятьдесят лет он будет есть блины именно так. А я буду наблюдать за тем, как он их ест, каждую субботу и воскресенье до конца моей жизни.

– Думаю, я встречусь сегодня с Джей-Джеем в Хьюстонском клубе, – сказал он, и это совсем меня не удивило. Хьюстонский клуб был любимым местом мужчин для заключения сделок.

– А мы с Томми пойдем в парк, правда, сынок? И поплаваем, когда солнце немного зайдет.

Я тоже не удивила Рэя. С недавних пор это вошло в наш брачный договор. Никаких сюрпризов. Один и тот же ты – день за днем.

1957

Прошла неделя. Я ждала звонка от Джоан. Или от Мэри. Ждала новостей о Джоан от Сиэлы, от Дарлин, от соседки. Но ничего не случилось. Вспоминая о Мэри и обо всем, что я ей наговорила в Эвергрине, я сжималась, начинала напевать какую-нибудь мелодию, чтобы отвлечься, и убеждала себя в том, что поступила правильно, сказав Мэри то, что она должна была услышать.

Какое влияние на меня она имела? Я ждала. Ничего не происходило. Гардения Уотсон, которая жила в трех улицах от нас, не звонила, чтобы сообщить о том, что мое членство в Юношеской лиге расторгнуто по причинам, которые она не может объяснить. Я не получила письмо из сообщества домовладельцев Ривер-Оукса о том, что моя изгородь не соответствовала норме. И не получила письмо от Мэри, где она страница за страницей перечисляет вещи, которые они с Фарлоу сделали для меня. Я не открыла дверь и не увидела Мэри, которая умоляла о помощи. Был лишь почтальон с посылкой, слишком большой для почтового ящика.

Я стала более свободной. Удивительно, но я смогла увидеть всех нас со стороны. Мэри, грустную пожилую женщину, пытающуюся помочь дочери, которая отказывается принимать эту помощь. Фарлоу, угасающего родоначальника. Джоан, стареющую светскую львицу, которая настолько пьяна от алкоголя и наркотиков, что даже не всегда понимает, что делает. Сида, пронырливого бизнесмена, который использует Джоан.

Я все это видела. И я видела себя. Наблюдатель, которого все это никак не касается.

На следующий день я пригласила Джей-Джея, Сиэлу и Тину на пикник.

– Будем только мы? – уточнила Сиэла. – С удовольствием придем.

Обычно я не приглашала какую-то одну семью на пикник. Раньше к нам почти на каждые выходные приходила Джоан, и ее не интересовали беседы с таким мужчиной, как Джей-Джей. Если я устраивала вечеринку, то это была громадная тусовка, как на тот День святого Валентина, когда я выкрасила бассейн в розовый цвет и пригласила целых двадцать семей на красный джин-тоник и филе в форме сердца. Няни следили за детьми наверху, пока взрослые напивались у бассейна.

Ну а эта вечеринка будет душевной и скромной. Утром я приготовила картофельный салат, а Мария, за день до этого, испекла лимонный торт.

Скромный прием, но даже такие приемы требуют вдвое больше усилий, чем ты ожидаешь.

Когда в дверь позвонили, я сняла фартук, нанесла на губы помаду, смотрясь в отражение на духовке, окинула взглядом кухню.

– Я открою, – закричал Рэй и быстро зашагал к двери, держа Томми на руках.

«Ты повеселишься, – сказала я себе. – Ты хорошо отдохнешь».

И ведь мне правда стало весело после пары дайкири. Джей-Джей назначил себя барменом, что немного меня раздражало, но поскольку хозяин дома, Рэй, не возражал, то и я решила расслабиться. Мы с Сиэлой стояли у бассейна, курили и смотрели, как Тина с Томми играют на площадке. Она взяла с собой няню, так что я была неожиданно освобождена от обязанности уложить Томми спать.

– Когда у нее выходной? – спросила я, показывая на детей.

– Вторник. Она просила воскресенье – церковь и все такое, но по воскресеньям всегда есть чем заняться, ты же меня понимаешь?

Я кивнула.

– И, – продолжила она, – у меня есть маленький сюрприз. Мы снова ждем ребеночка! Надеемся, это маленький Джей-Джей. Доктор сообщил мне об этом вчера, но я, конечно же, знала и раньше.

Она сделала глоток дайкири и провела ладонью по животу. Я заметила это, как только она вошла. На ней был облегающий сарафан, и хотя животика еще заметно не было, она постоянно поглаживала свой живот кончиками пальцев. Только беременные так делают. Тине было два года, обычно именно в это время родители и решают завести второго ребенка.

– Прекрасные новости, – сказала я. – Из Тины выйдет прекрасная старшая сестра. – Мне в голову не пришло других эпитетов, кроме «прекрасный».

Сиэла засмеялась.

– Она будет ужасной сестрой. Она думает, что весь мир вращается лишь вокруг нее. Впрочем, пока так и есть. В этом вся прелесть того, чтобы быть единственным ребенком. – Она сделала паузу и промокнула лицо салфеткой. – Мы с тобой были единственными детьми, и мир действительно крутился вокруг нас. Возможно, мне не помешало бы иметь младшую сестренку или брата.

– Быть может, ты и права, – отозвалась я. Мир никогда не вращался вокруг меня. Он вращался вокруг моей мамы. И Джоан.

Я ждала, пока Сиэла скажет, что Джоан была мне, как сестра. «Ну же, – думала я, – скажи это». Но Сиэла просто сделала еще одну затяжку; когда она заговорила, то ее слова были вовсе не о Джоан.

– А как обстоят дела с младшей сестренкой для Томми? Когда она появится?

Я инстинктивно похлопала себя по животу и вдруг поняла, что меня больше не пугает мысль о втором ребенке.

– Ох, – быстро сказала я. – Пускай природа решает сама. Но надеемся, что скоро.