Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

что-то энергичное! Чтобы заглушить вопли наших «девственниц»…

— Все бы тебе, дружище, спорить, — примирительно сказал Забирухин. — Ты про фляжку не забыл?

Помреж достал из заднего кармана джинсов плоскую серебряную фляжку и две серебряные рюмашки. Разлил коньяк. Они с удовольствием, не таясь, выпили, и Морозов налил по второй.

— Что будет! Что будет! — сказал Семен Семенович и хитро улыбнулся. Сам того не подозревая, он перенял эту фразу от одного из своих спонсоров. От Фризе.

Старожилы киногруппы с одобрением отметили «причащение» мэтров. Это был обязательный ритуал. Все считали его хорошей приметой для начала съемок.

СТАХ РАСКРЫВАЕТ КАРТЫ

Просторная каюта, в которой разместился «гопстопкомитет», как по старинке называл своих подельников Макаркин, была обставлена с шиком, на который способен только человек, начисто лишенный вкуса. Братаны, не стесняясь, отпускали едкие шуточки по поводу хрустальных бокалов в баре и замысловатых бра на стенах.

— Интересно бы на парашу позырить, — сказал Засолов. — Там небось клиенту и задницу оботрут?

— Кончай базар, блатари! — оборвал разноголосицу Стах. — На «шипе» снимаем с баб цацки, «ошкурим» мужиков, обработаем каюты и линяем на скоростях. Без единого выстрела.

— У пузатых охраны не считано! — возмутился Лапушкин. — Вытащит «жизнерадостный» свою пушку…

— А на теплоходе взрывчатки немерено, — спокойно отозвался Макаркин. — Шальная пуля обязательно свое найдет.

В каюте повисла гнетущая тишина. Стало слышно, как за тонкой перегородкой, обтекая борт, плещется и шипит вода.

— А как же с бабами? — разочарованно протянул Засолов. — Банкиры из заграницы моделей наприглашали.

— Ты можешь остаться, — усмехнулся Макаркин.

Никто не засмеялся. Все с тревогой смотрели на Стаха.

Дверь в каюту открылась. На пороге стоял Жемердяй:

— «Боярин» с бабой спустился по трапу в моторку и куда-то слинял.

— Трап не подняли? — спросил Стах.

— Кирюха, все в ажуре.

В открытую дверь неслись уже совсем близкие звуки музыки. Знакомый голос, стараясь докричаться до небес, повторял и повторял:

«Арлекино, Арлекино!»…

— На тротиле пляшут, — сказал Макаркин.

Лапушкин усмехнулся про себя и бросил беглый взгляд на рундук.

— Какого хрена ты нас про тротил раньше не предупредил?! — озлился Засолов.

— Сам только что узнал. Один дружбан по мобиле позвонил. Дал наводку.

— А когда рванет?

— У танцоров, мать их так, на десять салют запланирован. Фейерверк. Подходящий момент. — Стах взглянул на морской хронометр, висящий на стене каюты. Все остальные тоже уставились на круглый циферблат. Часы показывали двадцать пятьдесят пять.

— Хватит нам времени, чтобы этих топ-менеджеров ошкурить, — весело прокомментировал ситуацию Лапушкин.

— Как поступим, братаны? — обвел пытливым взглядом свою бригаду Макаркин. — Идем на абордаж?

Все согласно закивали головами.

А молодой отморозок Василий Засолов, он же Виктор де Жорж, прошептал, покачав бритой головой:

— Ради бабок и бабы всю свою шоблу в расход пустить?! Круто.

НА АБОРДАЖ!

К теплоходу яхта причалила с выключенным мотором. Один за другим выпрыгивали налетчики на крошечную платформу и сразу же, стараясь не стучать ботинками, стремительно взбегали по трапу вверх. Красный свет фонаря, падая на вязаные черные шапочки с прорезями для глаз, придавал браткам Макаркина нереальный облик выходцев из ада. В какое-то мгновение у Стаха мелькнула мысль: как бы этот чертов трап не оборвался под нашей кодлой! Но он тут же забыл об этом, выскочив на палубу.

…С трех точек уже велась съемка танцующей массовки, и теплоход был залит светом юпитеров.

«Иллюминация, как на зоне во время тревоги, — подумал Макаркин и поднял ствол калаша, увидев направленный на него объектив бетамакса. — Развлекаются, суки!»

Во время налетов Макаркин никогда не «брал публику на горло», не палил во все стороны. Говорил просто и доходчиво: «Всем лечь на пол». И его тихий, с хрипотцой голос, пробирал до самых печенок. Все ложились.

Но попробуй сказать доходчивые слова, если оркестр играет модную попсу? И на палубе никакой паники, как будто братки с автоматами всего лишь приглашенные на светскую тусовку певцы группы «Хор Турецкого», вырядившиеся в черные шапочки с прорезями для глаз.

Оркестр наконец смолк. Массовка, словно завороженная, с изумлением смотрела на Макаркина, все еще надеясь, что этот человек сорвет с лица шапочку — как было предусмотрено сценарием — и окажется всего-навсего Владиком Гарденским.

— Всем лечь, — произнес свою коронную фразу Стах. — Драгоценности, деньги, кредитки положить рядом. И мобильники. Кто попытается позвонить, будет убит.

Он внимательно огляделся, стараясь определить, куда подевались охранники «хозяев жизни». Их не было. Кого-кого, а охранников Стах чуял за версту. И то, что их на теплоходе нет, заставило его насторожиться. Тоскливо заныло под ложечкой, и спина взмокла. Но Макаркин постарался заглушить сомнения.

После его команды «лечь» по теплоходу, словно ветерок пробежал: каждый старался побыстрее вжаться в палубу. Даже пожилой мужик с густой седой гривой на голове, слез со старого облезлого кресла и, кряхтя, улегся рядом со всеми.

Режиссер Забирухин раньше всех понял, что этот парень в маске, хотя и смахивает по комплекции на Гарденского, но вовсе не Владик. А настоящий бандит.

«Вот как надо играть предводителя пиратов, — думал Семен Семенович. — А не орать дурным голосом: “Замри! Яйца отстрелю!”»

Ради справедливости, следовало бы сказать, что эти слова про яйца сам Семен Семенович и написал в сценарии.

«А ведь это я Владика натаскивал: ты же бандит, у тебя дело козырное — ненавистных московских олигархов грабишь! Сделай им страшно! — запоздало пожурил себя Забирухин. — Дурака ты свалял, Семен. Тебе вот такого парня на главную роль надо было искать. Правильно мне Володька Фризе советовал!»

Горестные раздумья режиссера прервал спокойный голос, так завороживший Забирухина. Но от этого голоса у Семена Семеновича по телу поползли мурашки.

— А ты, дедушка, чего тут жмуриком притворяешься? Почему не приготовил свое золотишко и баксы? Поторопись! И перстенек снимай, и обручальное!

От волнения у режиссера стали трястись руки. А он-то, всегда гордился: «Болезнь Альцгеймера мне не грозит! Из полной рюмки никогда ни капли не пролью!»

Перстень с шестью крохотными бриллиантиками снялся без всяких усилий, а вот обручальное кольцо не желало покидать распухший палец.

Забирухин подумал: ну, не будет бандит мелочиться! Колечко-то аховое, потеряло за сорок лет супружества половину своего «золотого запаса». Но бандит и не думал отступаться — ткнул режиссера острым носком ботинка в ребра:

— А ну, шевелись, сука! И про баксы не забудь! И про золотой портсигар, блин!

«Господи, откуда он знает про портсигар?» — ужаснулся Забирухин. Обручальное кольцо, словно от испуга, моментально соскочило с пальца. Режиссер достал из внутреннего кармана куртки толстую пачку долларов. Он взял их специально, чтобы утром расплатиться с массовкой.

Макаркин небрежно опустил деньги в карман, в