Пираты московских морей - Сергей Александрович Высоцкий

затоптать скинутую со стола бижутерию. — Ты, Стах, что нам обещал? Пять лет безбедной жизни?

От крика начавшие было подсыхать глубокие рубцы на его физиономии, разошлись и закровоточили.

«Больно небось сучонок? — с удовлетворением подумал Макаркин и обвел быстрым взглядом лица остальных подельников. Ничего хорошего они не обещали. — Бунт на корабле?»

Он умел усмирять такие бунты. Иначе и не носил бы кликуху Стах. Король Стах, дикий охотник.

Вся злоба, что копилась в нем за последний час, прорвалась наружу. Он грохнул свой калаш о палубу и вытащил нож с наборной ручкой.

— Де Жорж не доволен… — начал Макаркин хриплым голосом.

А в это время «калаш», затвор которого он не поставил на предохранитель, начал стрелять, прыгая как взбесившаяся лиса по палубе. Кто-то из подельников заорал благим матом — наверное, пуля попала ему в ногу, — остальные начали прыгать на стол и на стулья.

Только де Жорж не шелохнулся. Сидел как вкопанный и с ненавистью смотрел на Стаха.

В это время откуда-то из-под палубы послышалось шипение, а через секунду раздался оглушительный взрыв, который разнес и яхту, и людей на мелкие кусочки: Петя Неквас готовил тротил для большого лайнера.

В последнее мгновение жизни перед глазами вора в законе Виктора Макаркина возник блатарь, явившийся ему однажды ночью. «Предупреждал я тебя, Стах, — сказал он с состраданием, — не суйся туда, где кино снимают! Опасное это дело».

НЕДОТРОГА

Едва Фризе разделся и нырнул нагишом в прохладную просторную постель, как в дверь забарабанили. Ему так не хотелось выбираться из-под одеяла, что он лишь громко спросил:

— Кто там?

В ответ раздалось нечленораздельное бормотание. Сыщик понял только, что за дверью встревоженная женщина.

«Какая-нибудь актриска надралась?» — решил Владимир и нехотя поднялся. Надел халат, потуже завязал пояс.

— Кого нелегкая принесла? — грубовато поинтересовался он, не открывая дверь. И услышал громкие всхлипы. Женский плач Фризе не переносил. Он распахнул дверь, и на грудь ему упала дрожащая женщина. Прежде чем сыщик успел спросить у нее, что произошло, гостья втолкнула его в каюту и повернула ключ.

— Ради бога, никому не открывайте! Умоляю!

Только теперь он узнал Андрейченко, рассмотрел, что на ней прозрачная комбинация, а в кулачке зажаты трусики.

— Ну что вы вцепились в меня? — прошипела гостья и, разжав стиснутые вокруг его шеи руки, слегка толкнула Владимира в грудь. — Ну, не могу, не могу! Он такой мерзкий и волосатый! И все время пускает слюни!

В дверь каюты снова постучали. На этот раз очень деликатно.

— Владимир Петрович! Вы не спите?

Петр Григорьевич Неквас шел по следу сбежавшей с ложа греха Андрейченко.

Гостья моментально зажала рот Фризе ладошкой. Он уловил легкий аромат духов «Опиум». Эти духи ему всегда нравились. Теперь понравилась и ладошка.

«Хорошо, что она не заткнула мне рот своими трусиками», — подумал он и невольно покосился на комочек шелка, зажатый в кулачке. Губы расплылись в улыбке. Гостья почувствовала это и сердито прошептала прямо в ухо:

— Что вы лыбитесь? Если Петя застанет нас вместе, то прикажет порубить вас на антрекоты.

— Надо же! — удивился Владимир. — Такой кровожадности я в Неквасе не подозревал.

Олигарх постоял еще несколько секунд под дверью, а потом Фризе услышал удаляющиеся шаги. Он освободился от соблазнительной ладошки, не поддавшись искушению поцеловать ее, и сказал:

— Герой-любовник удалился. Будете возвращаться?

— Куда я буду возвращаться? В каюту к этой горилле? Или вплавь на «Ивана Сусанина»?

— Хорошая мысль, — одобрил Фризе и наконец-то провел визуальную рекогносцировку. Гостья оказалась выше всех похвал: прекрасная фигура, грудь, скорее всего, не выкормившая ни одного малыша, подтянутый живот и безупречные длинные ноги. Да, Петр Григорьевич знал, на кого охотиться.

— Что вы меня разглядываете, как цыган кобылу? — возмутилась Андрейченко.

— Оцениваю ваши шансы добраться вплавь до «банкетохода».

— Еще чего! — чуть не взбесилась гостья и огляделась, нет ли под рукой подходящего предмета, чтобы швырнуть в сыщика. Поблизости ничего подходящего не оказалось, и она запустила в него свои трусики. Они оказались такими маленькими и легкими, что, не пролетев и половины пути, алым парашютиком опустились на ковер.

— Заплыв отменяется, — весело сказал Владимир. — Переночуете у меня. Кровать двуспальная. Поместитесь.

— Еще чего! — повторила Андрейченко. Но уже не так агрессивно. — Вы ничем не лучше Некваса.

— Я не такой волосатый и не пускаю слюни. И не собираюсь спать с вами в одной постели. Возьму только вторую подушку и уйду в кабинет. Там диван удобный.

— Вот как? — удивилась гостья. Ее красивое лицо сделалось замкнутым и отчужденным. И не было, похоже, что еще несколько минут назад женщина горько плакала за дверью каюты.

— Вы же не хотите, чтобы я ночевал на палубе или попросился в гости к Петру Григорьевичу? — поинтересовался Фризе. Андрейченко промолчала. Она так и стояла посреди каюты, подсвеченная сзади светом ночничка. Совершенная, как античная статуэтка.

Владимир взял с постели подушку, погасил свет и ушел спать на диван. Он вовсе не был таким удобным, как сыщик сказал гостье. Ноги пришлось поджать, шерстяное одеяло кусалось. Но главное, Фризе тревожила мысль о том, как поступить завтра? Одолжить Андрейченко свой халат и отправить к Неквасу? Пускай разбираются. Или пойти к банкиру самому за одеждой ночной гостьи? Под эти неудобные мысли он и заснул.

А проснулся потому, что Андрейченко подлезла к нему под одеяло, крепко обняла и прошептала в ухо:

— Володька, я замерзла.

Больше всего в этом ночном вторжении Фризе удивило обращение гостьи. «Володькой» называли его только очень близкие люди. И только потом пришла мысль: а стоило ли старшему экономисту банка, рискуя своим положением, а может быть, и жизнью, сбегать от своего шефа, не последнего, между прочим, миллиардера, для того, чтобы тут же забраться в постель к другому миллиардеру? Но это был вопрос риторический и лукавый. Отвечая на крепкие объятия Андрейченко, Владимир тут же выбросил его из головы.

Он проснулся в тот момент, когда плотный туман, все еще окутывающий водное пространство, окрасился в золотисто-апельсиновые тона.

«А завтра снова мир залит, вставало солнце ало…» — вспомнились Владимиру «маяковские» строки.

«Так ведь оно действительно выкатывается со стороны Пушкина, из-за Окуловой горы», — провел виртуальную рекогносцировку на местности Фризе.

Андрейченко спала, закутавшись в тонкое пуховое одеяло и сложившись калачиком. Она занимала так мало места на широченной кровати, что у Владимира в груди шевельнулось чувство жалости. «И этот чертов Неквас попытался обидеть бедную девочку! — подумал он сердито. — Хорошо, что рядом оказался Владимир Петрович Фризе!»

Но, приглядевшись повнимательнее к лицу спящей гостьи, сыщик вдруг понял, что не такая уж она и