Чужое имя. Тайна королевского приюта для детей - Джастин Коуэн

все прошлые годы, чем вы занимаетесь в настоящем и какими возможностями вы располагаете для содержания ребенка.

Искренне ваш,

секретарь

Упорядочив документы в хронологическом порядке, я смогла убедиться, что последнее письмо от секретаря госпиталя было отправлено примерно в то время, когда Дороти отвезли на аэродром Бовингдон для рождественского праздника с американскими военными. Это была экстраординарная привилегия: она оказалась одной из двенадцати среди более четырехсот найденышей, размещенных в то время в Беркхамстеде. Почему мисс Райт оказала такую честь Дороти – трудному ребенку, который не следовал правилам и регулярно попадал в неприятности? Моя мать приписывала свою удачу некоей тайной жилке сострадания в душе мисс Райт. Возможно, мысль о том, что даже такая жестокая женщина, как мисс Райт, может иметь в себе нечто хорошее, давала утешение моей матери.

Мой обзор документов приводил к более неутешительному выводу относительно мотивов мисс Райт. Ее единственный великодушный поступок случился, когда время Дороти в госпитале подходило к концу. Вероятно, мисс Райт понимала, что девочка, которую она избивала и регулярно запирала в чулане, скоро окажется в обществе любящей матери, которая едва ли одобрит такое обращение со своей дочерью.

Если в сердце мисс Райт и была хоть капля добра, это не заметно в том, как она описывает свою юную подопечную в отзыве, подготовленном как часть внутреннего рассмотрения запроса Лены Уэстон.

Секретарь попросил меня написать вам относительно Дороти Сомс. Полагаю, он сообщил вам, что мы считаем ее все более трудным ребенком.

Дороти стала еще более дерзкой и непослушной и вследствие этого оказывает очень плохое влияние на учебный процесс.

Она имеет весьма беспардонные манеры, противится любым указаниям старших и совершенно не желает соблюдать школьные правила.

Ее школьная учеба крайне неравномерна и зависит от ее настроения, а сосредоточенность только ухудшается. Она не пытается делать ничего, что ей кажется сложным, и грубо отвергает любые предложения о помощи.

Она совершенно невыносимый ребенок и продолжает делать все возможное, что в ее силах, чтобы досаждать окружающим. Тем не менее Дороти может быть тихой и обаятельной.

Вечер пятницы (позднее)

Дороти опять попалась на мелкой краже (бумага для заметок и т. д.), за чем последовала ложь и обычная вспыльчивость.

Дж. Р.

Снисходительное презрение мисс Райт сквозит в каждом печатном слове. Я мысленно встала на сторону Дороти: двенадцатилетняя девочка, оставшаяся без родителей, не заслуживает такого гнева. Но я также чувствовала болезненные уколы узнавания: отчаянная, несговорчивая, непредсказуемая… В моей семье это означало, что никто не знал, когда у матери мог случиться припадок ярости по любому поводу или отступление в темную спальню. Десятилетия назад слова мисс Райт могли бы утешить меня, предоставив дополнительное доказательство того, что мать виновата в наших омраченных семейных отношениях. Вместо этого мне в глаза бросилась трагическая ирония этого отзыва. Те самые черты характера, которые мисс Райт находила невыносимыми, были выкованы ее рукой каждый раз, когда она поднимала ремень или запирала дверь темной кладовой.

Лена ответила вскоре после того, как получила письмо от секретаря с вопросом о ее способности содержать ребенка. Она сообщила ему, что работает домохозяйкой на семейной ферме, и вполне уверена, что может «позаботиться о девочке и уделить ей все внимание, желательное для ее благополучия и воспитания». После этого ей не оставалось ничего, кроме ожидания. Она периодически писала в госпиталь, интересуясь ходом рассмотрения своей заявки, и наконец, через два месяца после первоначального запроса, получила нижеследующий ответ:

21 февраля 1944 года

Уважаемая мадам!

Полагаю, вы гадаете, почему я не писал вам.

Дело в том, что распорядители решили, что вашей дочери необходимо пройти психологическое лечение, и еще не прошло достаточно времени, чтобы убедиться в желаемом эффекте.

Я напишу вам позднее. Если у нас есть представитель, работающий в вашем округе, я попрошу его связаться с вами и более подробно объяснить положение.

Искренне ваш,

секретарь

Познакомившись с решимостью Лены, я не была удивлена, что она не стала тратить времени на ответ:

23 февраля 1944 года

Уважаемый сэр!

Я приехала в 5.30 утра во вторник. Очень сожалею о причиненном неудобстве и большое спасибо за проявленную доброту. Я уверена, школьная администрация согласна, что в настоящий момент как в национальных, так и в личных интересах [далее неразборчиво] пока не поздно. Я очень рада вашей поддержке и понимаю разочарование в том, что ребенок не поддается нормальному обучению. Я думаю, причина в том [далее неразборчиво], в высочайшей степени, но наша жизнь – ненаписанная книга, и, как мы начнем или закончим ее, может ответить только время. Буду рада, если вы любезно сообщите мне, какое решение примет администрация.

Искренне ваша,

Л. С. Уэстон

Я не нашла никаких записей о «психологическом» лечении, полученном Дороти, и моя мать не упоминала об этом на страницах своей будущей книги. Маловероятно, что любое подобное лечение, проведенное в те годы, могло иметь точный диагноз или достичь эффективного результата. В первой половине XX века область детской психологии находилась на стадии младенчества. Проблемы поведения часто связывали с воспитанием и считали моральными недостатками, заслуживающими наказания, а не психологической заботы. Вскоре после предположительного лечения Дороти появилась новаторская клиническая работа, которая привела к общему пониманию вреда институционального воспитания детей. Но администраторы госпиталя вряд ли были готовы принять эти новые идеи: их методы детского воспитания были прочно укоренены в прошлом.

С учетом того, что мне довелось узнать об этом учреждении, я сомневаюсь, что в психологическом профиле Дороти вообще были какие-то изъяны. Ее называли «трудным ребенком», и, лично испытав на себе непостоянство ее нрава, я могу проголосовать за возможность того, что это может оказаться правдой. Но в равной мере вероятно, что Дороти просто была умной и любознательной, пусть и немного озорной, как свойственно детям. Мое собственное поведение «не по годам развитого ребенка» (выражение, которое я усвоила в раннем возрасте, когда исследовала окружающую обстановку или встревала во взрослые разговоры) приходит на ум, когда я размышляю над этим вопросом. Мой дерзкий нрав считался признаком отваги и любопытства. Вероятно, Дороти была похожа на меня; или, вернее, я была похожа на нее. Еще несколько месяцев назад я бы пренебрежительно отнеслась к такому сравнению. Я также думала о словах мисс Райт насчет дерзости Дороти и о привычке девочки «противиться указаниям старших». Эти черты были у нас общими, но если меня поощряли за мой