Просто Маса - Борис Акунин

* * *

Вилла с красивым названием Момидзихара, Долина Осенней Листвы, находилась в стороне от населенных кварталов, среди заливных рисовых полей. Ветхая, потрескавшаяся стена в два человеческих роста, над нею черепичные крыши нескольких приземистых построек. Во двор заглянуть не удалось. На стук в калитке открылась щель, в ней появились два глаза — не круглые, а нормальные, раскосо-карие. Маса удивился, что вход стережет японец, но голос с сильным русским акцентом настороженно спросил: «Нан-но ё?», «Чего надо?» Это был азиат, но не японец. Кажется, среди забайкальских казаков много бурят.

— Добрый вечер, я по объявлению. Ищу место переводчика, — учтиво сказал Маса по-японски.

В «Japan Times» действительно из номера в номер печатали объявление: «В высокопоставленное европейское семейство требуется опытный русско-японский переводчик. Оплата по договоренности».

— Нихонго вакаранай, — ответила калитка.

Пришлось повторить то же самое по-русски.

Но и после этого дверь не отворилась.

— Его превосходительство уехали по делам, а во сколько вернутся, неизвестно. После приходите.

Щель захлопнулась. Подождать в доме визитеру не предложили.

За годы, проведенные вдали от любимой России, Маса немного отвык от простоты ее обычаев и испытал теплое, ностальгическое чувство. О, милая страна, где никто не притворяется приятным и где улыбаются лишь тем, кого искренне любят!

Делать нечего, придется подождать снаружи.

По насыпной дорожке, с обеих сторон от которой последним закатным отсветом розовела вода полей,

Маса дошел до кустарников, что тянулись вдоль неширокого канала. На той стороне теснились одноэтажные домишки. Для сёгуна и владельца золотых ящиков странновато было селиться в столь неавантажном районе. Должно быть, выбирая резиденцию, атаман думал не о престиже, а о безопасности.

Масе пришла в голову отличная идея. Если засесть в кустах, можно посмотреть на Григория Михайловича Семёнова, когда тот будет возвращаться домой, и составить о белом рыцаре, кровожадном чудовище и настоящем медведе предварительное впечатление.

В более молодые годы ждать, ничего не делая, для Масы было бы мукой, но возраст научил путника великой мудрости: праздность — одно из роскошеств жизни.

Сидеть на траве под ветвями ивы, над тихо журчащей водой, любоваться затухающими красками дня было наслаждением. Засинели сумерки, принеся с собой прохладу. Очертания мира смягчились, окна и бумажные сёдзи домов наполнились теплым сиянием. Идиллический, вневременной пейзаж! Он выглядел точно таким же во времена, когда здесь прятался отец, приглядываясь к той же самой усадьбе и тоже прикидывая, как бы ее обчистить. Расчувствовавшись, Маса прошептал на разных языках слово, которого никогда в жизни не произносил: «Тити, daddy, padre, папа, батя-сан...» Покойный господин, взирая из иного мира на своего заблудшего соратника, должно быть, морщился, зато отец наверняка был горд и рад. Яблоко прикатилось назад к яблоне, с которой когда-то упало...

На мосту загорелся электрический фонарь, будто напоминая, что времена Тацумасы миновали, что ныне двадцатый век. От яркого, не по-японски вульгарного сияния мир утратил изысканную неопределенность, поделился на две части: освещенную и темную, очевидную и сокрытую. А минуту спустя донесся еще один звук, которого в эпоху Эдо быть не могло: шуршание резиновых шин.

По улице, мерно выбрасывая колени, топотал рикша в надвинутой на глаза соломенной шляпе. На сиденье развалился огромный человек в сдвинутой на затылок шляпе-канотье.

Не мой ли это едет, подумал Маса, приподнявшись. Словно в ответ седок взмахнул ручищей и громким, хмельным голосом, отчаянно фальшивя, запел: «По ди-и-ким степям Забайкалья-а-а, где зо-олото моют в гора-ах!» Ну конечно, что еще может петь атаман Забайкальского войска?

На него устраивают покушения, а он раскатывает в темноте один, без охраны и еще поет! Прав Баба — это настоящий герой. Или настоящий дурак. Хотя одно другому не мешает, а даже помогает. Вот предварительное впечатление, которое произвел на наблюдателя Григорий Михайлович Семёнов.

С человеком подобного склада можно особенно не хитрить. Прямо сейчас и познакомимся, подумал Маса, поднимаясь на ноги.

Но выйти из кустов не успел.

На мосту случилось нечто поразительное. Коляска вдруг резко накренилась, массивная туша немелодичного певца вывалилась наземь, сверху на нее обрушилась двухколесная повозка. Самое удивительное, что неуклюжий рикша, умудрившийся опрокинуть свой нехитрый экипаж на ровном месте, не кинулся поднимать пассажира, а подбежал и с размаху двинул его ногой по голове. Канотье откатилась к перилам.

С того берега, из темноты, появились две быстро движущиеся фигуры. Один человек был в кепке, второй простоволосый, но у обоих лица обмотаны черными тряпками.

Опять покушение! Маса пригнулся, еще не решив, что делать.

Атаман приподнялся, держась за ушибленную голову, но на него навалились втроем: двое прижали к земле, у третьего в руке что-то блеснуло. Нож? Нет, шприц! Версия майора про то, что атамана хотят убрать белые, отпадает, хладнокровно отметил Маса. Напали красные. И это не убийство, а похищение.

— Суки! Не возьмете! — хрипло вопила по-русски жертва нападения.

— Держите крепче! Стукни его по башке, оглуши! —  орала по-японски кепка. — Никак не попаду!

Надо было решить логическую задачу. Что выгоднее для операции «Белое золото»: спасти превосходительство или пусть его лучше заберут советские агенты, легче будет добраться до слитков?

Но самое интересное только начиналось. На мост выбежали еще двое. Эти были в кимоно, размахивали короткими мечами, только один держал вакидзаси в правой руке, а другой в левой.

Стало совсем шумно. Все кричали: и забайкальский сёгун, и те, кто на него напал, и те, которые напали на напавших. Помалкивал только Маса. Наблюдал, чья возьмет.

Те, что колошматили атамана, распрямились. Человек в кепке рванул что-то из-за пояса. Вспышка, выстрел. Первый меченосец упал, остался левша. Точным — пожалуй, даже элегантным — движением он ударил стрелявшего рукоятью в висок, клинок вонзил в грудь рикше, хотел выдернуть, но меч застрял. Тогда рубака выпустил оружие и схватился врукопашную с последним из предположительных красных. Замелькали руки, ноги. Противники осыпали друг друга быстрыми ударами. Левша был явно ловчее. Сочный удар. Простоволосый шмякнулся задницей о низкие перила, едва через них не перевалившись.

Левша нагнулся, с хрустом выдернул свой вакидзаси. Второй — тот, что у перил, — полез в карман. Должно быть, за пистолетом. Ну-ка, кто быстрее? Маса, как и положено японцу, болел за холодное оружие.

С утробным ревом левша налетел на врага, воткнул в него сталь, но нарвался на выстрел. Оба качнулись, накренились, рухнули с моста. Вода встретила их громким всплеском. Плюх! Получилась ничья: счет один — один.