Подвеска пирата - Виталий Гладкий

— Ваше величество, это не похоже на недоразумение, — сказал он, искусно изобразив скорбь на своем длинном лице с острой «испанской» бородкой. — Каперы московитов совсем распоясались. Ранее полноводная река торговли на Балтике превратилась в тонкий ручеек. Сие сказывается и на поступлениях в нашу казну. Да, мы с Руссией[111]союзники. Но это не значит, что должны действовать в ущерб себе. И потом, этот вопиющий случай...

Погибший от руки Гедруса Шелиги капитан нефа был дальним родственником датского короля. Фредерик даже не был с ним знаком лично. Мало того, король мысленно отдавал себе отчет в том, что капитан погиб очень кстати, поэтому испытывал не приличествующие моменту горестные чувства, а скорее радость, которую тщательно скрывал от своих подданных.

Третьего дня к нему прибыла делегация Речи Посполитой. Посланцы польского короля Сигизмунда II Августа умоляли его навести порядок на Балтийском море. Их доводы, что каперы царя Ивана Васильевича — это угроза не только деловым людям союза Швеции и Польши, но и другим прибалтийским странам, упали зерном в плодородную почву. Фредерику доносили, что Московия своим каперским флотом вскоре будет способна потеснить на Балтике не только шведов, но и датчан. А этого никак нельзя было допустить. К тому же поляки привезли мешок звонкой монеты в подарок, что было весьма кстати, так как казна королевства изрядно похудела из-за прожектов Фредерика: для защиты пролива Зунд он начал строить крепость Кронборг в Хельсингере, что стоило немалых денег.

— Что вы предлагаете? — прямо спросил король.

— Швеция прислала дипломатическую ноту, требуя выдачи пирата московитов, — наконец вставил свое слово и Нильс Каас — Они рвут и мечут.

— Шведы могли быть и поаккуратней в выражениях! — надменно вздернул нос кверху Фредерик. — Мы ничем им не обязаны. Наше временное перемирие достаточно зыбко, чтобы идти навстречу шведам в таком сложном вопросе, как выдача, считай, подданного царя Руссии. Московиты сильны. И не стоит становиться им поперек дороги — у нас и так врагов достаточно. Однако... и на просьбу Речи Посполитой нужно как-то отреагировать. Что вы на это скажете?

Педер Окс немного помялся, а затем ответил:

— Трудно поджарить яичницу, не разбив яйцо... Для начала нам нужно послать письмо царю Ивану Васильевичу. А в нем пожаловаться на бесчинства его каперов по отношению к датской короне.

— И это все?

— Нет, не все. Пока будет идти дипломатическая переписка — а это дело не одного месяца — Карстена Роде нужно посадить под арест. Так мы и купеческому сообществу посодействуем (в том числе Речи Посполитой), и в сторону Швеции сделаем реверанс. А суда пиратской флотилии реквизируем. Дабы восполнить ущерб наших торговцев и выплатить виру[112]родным погибшего капитана.

При этой последней фразе главного советника король оживился. Он быстро прикинул в уме, что груз нефа и вира будут составлять лишь малую толику от денег, вырученных за продажу двадцати каперских судов (именно о таком количестве шла речь в донесении наместника Киттинга), а остальные пойдут в королевскую казну.

— Что ж, я думаю это верное решение, — одобрил Фредерик. — Займитесь этим вопросом немедля.

* * *

Нередко неприятности у человека начинаются с совершеннейшего пустяка, казалось бы, не имеющего к нему никакого отношения. Так случилось и с Карстеном Роде, дела которого шли настолько хорошо, что нельзя было и желать лучшего. О случае с датским нефом никто ему не напоминал, наместник Киттинг по-прежнему был гостеприимен и любезен, а таверны Борнхольма и Копенгагена радостно встречали толпу его парней, швырявших деньгами направо и налево.

Однажды к берегу датского острова Горе, возле Готланда, пристал швербот[113]с десятком шведских корсаров, заплутавших в тумане. Шведы думали, что высадились на своей территории, на острове Оленд, и ошибку осознали лишь после того, как, предъявив местным властям бумагу, выданную шведской короной, в ответ услыхали, что они находятся на датской территории, а потому арестованы. Посадив экипаж швербота под замок, комендант острова Горе отправил двух их офицеров на Борнхольм в распоряжение наместника Киттинга.

В то время на Борнхольме стоял пинк московитов «Заяц» под командованием Клауса Гозе. С ним вышло досадное недоразумение. Когда пинк рыскал по морю в поисках наживы, на него наткнулся датский военный корабль капитана Иоахима Нифунда. Невзирая на каперское свидетельство от русского царя, Нифунд высадил на борт «Зайца» часть своей команды, а капитана Гозе и его людей запер в трюм и отконвоировал пинк на Борнхольм. Здесь борнхольмский наместник и адмирал датской флотилии восстановили справедливость, распорядившись освободить людей Гозе и вернуть ему судно со всем имуществом.

Казалось бы, инцидент был исчерпан. Но обозленный Клаус Гозе, которого продержали в вонючем трюме почти две недели, вознамерился отправиться в Копенгаген с жалобой на Иоахима Нифунда. Этой оказией и решили воспользоваться датские власти, чтобы отправить в столицу пленных шведских каперов. Их доставили на борт пинка закованными в кандалы и разместили на верхней палубе. Вскоре «Заяц», снявшись с якоря, вышел в море.

Пинку несколько дней не удавалось поймать попутный ветер, и оно просто лавировало на волнах. За это время пленный шведский капитан Якоб Швенцке и его лейтенант Мау Бернедес составили заговор, втянув в него еще одного пленника, захваченного корсарами ранее.

Шведы уже заметили, что ночью на верхней палубе остаются лишь вахтенные да штурман. Выждав этот момент, пленные сумели снять цепи и внезапно напасть на членов экипажа, действуя тем, что под руку подвернулось. Плотницким топором зарубили штурмана, рулевому проломили череп багром, а вахтенного матроса скинули за борт. Потом они бросились в капитанскую каюту, ранили Гозе и одолели лейтенанта Шуце.

Вооружившись найденным оружием, освободившиеся загнали команду пинка в трюм и задраили люки. Раненых офицеров заперли в каюте, а чтобы те не попытались повторить их номер, забили клиньями дверь и вплотную к ней придвинули две заряженные пушки. Не прошло и часа, как шведы стали на корабле хозяевами.

Сначала они решили плыть на родину, но ветер этому не благоприятствовал. На третий день крепкий норд-ост пригнал «Зайца» к берегам Померании. Они вошли в Трептовскую гавань, где заявили властям о случившемся. Именем герцога Штеттинского и Померанского весь пиратский экипаж был объявлен арестованным.