Мороз по коже - Ева Левина

мне зла, но точно надеялась на то, что Морозов свободен.

Это так по-женски: подружиться и целовать друг друга в щеку при встрече, болтать обо всем на свете и даже чувствовать себя родственными друг другу душами, но любить одного и того же мужчину.

— Мы вместе, — я не видела смысла скрывать очевидное, поэтому не стала юлить и ответила честно, вместе с тем понимала, что это точно ранит Татьяну.

На пару минут за нашим столиком воцарилось молчание, которое никто не спешил нарушить. В какой-то момент даже показалось, что в воздухе на физическом уровне начала ощущаться боль, которую испытала Кулецкая, услышав мой ответ. Боль потери того, кто и так никогда не принадлежал ей.

— Ты смогла проглотить его поганое отношение? — если раньше она еще держала лицо, то сейчас маска равнодушия начала медленно расползаться и покрываться мелкими трещинками. Из её израненной души готова была хлынуть горечь, которая скопилась за весь этот год, который она болела Морозовым.

Я молчала и едва слышно постукивала чайной ложкой в креманке с тирамису, опустив глаза. Сказать ей, что всепонимающий и адекватный Роман — это тот, кто не любит, а просто испытывает влечение? Объяснить, что ревность, страсть и ежедневный вынос мозга от Морозова — это не поганое отношение, а крайняя степень влюбленности? Ни к чему это… Не нужно отвечать… Особенно теперь…

Наверно, Таня и не ждала ответа на свой вопрос, потому что первой прервала молчание, окликнув официанта: — Текилу три шота. Будешь?

Увидев, как я отрицательно машу головой, Кулецкая ухмыльнулась и достала из пачки длинную белую сигарету, которую ей тут же поспешил зажечь мужчина, сидящий за соседним столиком. Сухо поблагодарив его, она глубоко затянулась и закрыла глаза:

— Видимо, я тебя недооценила… Хотя тогда, в первый раз, заметила, что Роман сам не свой… Теперь понимаю, в чем дело. Он тебя любит. Похоже сильнее, чем Машу. А я снова за бортом. Знаешь, а он ведь терпеть не может курящих девушек. Я из-за него бросила. Но сейчас понимаю, что зря. Женщин Мороз выбирает сам. И тут мне ничего не поможет стать той самой. Хоть курить бросай, хоть в космос отправляйся…

— Тань, тебе нужно просто отпустить эту ситуацию. Уезжай, — начала было я, но Кулецкая предупреждающе подняла руку:

— Уеду, конечно, я и так вместо двух недель два месяца здесь проторчала. Чувствую, что просто не вывожу, но отпустить не смогу.

— Тогда клин клином.

— Странная штука жизнь: сначала Мороз любил мою лучшую подругу, теперь ту, которая дает советы, как его забыть и жалеет меня… Иди, Ксюш, нам не нужно дружить, потому что я не смогу смотреть на твоё счастье. Нет во мне благородства. Сорвусь…

Зря она это сказала. Ведь именно признание и игра в открытую и делали Татьяну благородной в моих глазах. Несмотря на всю неоднозначность ситуации, она не стала играть грязно. Возможно из-за того, что боялась Романа, но мне казалось, что причиной была именно её природная честность и порядочность.

Я вдруг подумала, что хотела бы себе такую подругу, красивую, уверенную в себе и по-женски откровенную.

Но судьба распорядилась так, что нам никогда не сблизиться. Нас навсегда развел мужчина, который оставил в сердце Кулецкой очень глубокую рану. И даже если она затянется, то шрам всё равно будет болеть на погоду.

* * *

— Сфотографировала?

— Да! Но я совершенно не понимаю, зачем тебе это? Надеюсь, это не что-то противозаконное? — я не хотела причинять зла Татьяне и не держала на неё обид, поэтому никак не могла взять в толк, почему Ульяна так взъелась на неё.

— Ты идиотка, Ксюш? Благодаря включенному телефону я слышала весь ваш разговор и могу с уверенностью сказать, что эта блондинка любит Романа Сергеевича еще больше, чем я предполагала. Помнишь моего соседа, через которого ты брала кредит? Он обещал мне помощь в одном вопросе…

— Или ты рассказывашь, что задумала, или я не дам фото! — при воспоминании о череде моих вынужденных быстрозаймов по затылку прошел холодок. Вспомнились те амбалы, которые приходили выбивать долг и бессонные ночи заполненные мыслями по поиску денег. Нет, так с Кулецкой поступать нельзя!

— В общем, он ищет паспорта для поручительств. То есть твоей Тане придется быстренько вернуться к себе в столицу и сменить номер, потому что её будут просто изводить звонками двадцать четыре часа в сутки!

— Она вроде и так собралась уезжать…

— Вроде, — копируя меня, Ульяна смешно сморщила нос и возмущенно фырнула в сторону оставшейся за спиной кофейни.

— Ладно, а тебе какая выгода?

— Тебе помогаю и сосед прощает мне долг. Помнишь, мне на телефон не хватало? Заняла у него немного под расписку.

— Ладно, но только чтобы на Тане это не сильно отразилось, — сдалась я и отправила подруге фотографию паспорта Кулецкой, которую успела сделать, пока та ходила в уборную.

— Подходит. Уверяю тебя, номер телефона эта дамочка сменит уже завтра.

Мы еще какое-то время прогулялись по парку, наслаждаясь весенним солнцем, потом прошлись по магазинам и расстались только тогда, когда на весенний город опустились первые сумерки.

Встретивший меня у входа в парк Морозов коротко кивнул Ульяне, а затем проворчал, снимая с плеч и накидывая мне на плечи большой форменный пиджак:

— Сейчас начало апреля, а не июня, задницу себе решила застудить?

— Началось, — я подкатила глаза и, махнув на прощанье подруге, приготовилась к очередному спору.

— Язвишь? — оскалился Морозов и силой дернул свой пиджак на груди, закутывая меня в его широкие полы, — детей как рожать собралась, если у тебя от холода нихрена работать там ничего не будет?

— А, может, я чайлдфри? — разумеется, это было блефом, но очень уж хотелось поддеть этого гада в ответ. Поэтому я состроила серьёзную гримасу и принялась наблюдать из под полуопущенных ресниц за стремительно вытягивающимся лицом Морозова.

— ЧЕГО?! Ты, пила что-ли со своей Ульяной? — рявкнул он и схватив меня за локоть, дернул на себя, после чего наклонился к губам и шумно вдохнул воздух, видимо, проверяя меня на пары алкоголя.

— Шучу я. Просто в ближайшие три года замужество и рождение детей не планирую. Я тёте обещала когда-то, что отучусь сначала, а только потом…

— Посмотрим.

— Я серьезно! — от вспыхнувшего возмущения я даже остановилась и топнула ногой.

Здорово, конечно, что Морозов меня обожает и буквально носит на руках, но командовать своей жизнью я никому не позволю!

— В машину садишь, пигалица моя ненаглядная, — лицо Романа было чернее тучи, но спорить он не стал. Словно знал что-то такое, чего ещё пока не