Вампир Арман - Энн Райс

Я огляделся. От многочисленных горящих свечей поднималсядым. Воск стекал вниз и капал на серебряные подсвечники, на безупречно чистыймерцающий пол. Пол стал неожиданно прозрачным, как море, и казался шелковистым,а по бескрайнему голубому небу над нами плыли нарисованные облака. Казалось,эти облака источают туман, теплый летний туман, порожденный слиянием суши иморя.

Я вновь повернулся к картине и направился прямо к ней,широко распахнув руки, как будто стремился заключить в объятия и белые замки нахолмах, и тонкие ухоженные деревья, и величественную пустыню – словом, все то,что как будто заново открылось моему кристально чистому, просветленномувзгляду.

– Сколько всего! – прошептал я.

Никаких слов не хватит, чтобы описать густые коричневые изолотые оттенки бород экзотичных волхвов или игру теней на голове белого коня,верблюдов с изогнутыми шеями или яркие краски раздавленных ногами лепестков...

– Я вижу всем своим существом, – вздохнул я. Закрывглаза, я приник к картине и мысленно воскресил в памяти все ее детали, неупуская ни одной, пусть даже самой незначительной. – Я вижу ее,вижу, – тихо повторил я.

Мастер подошел сзади и обнял меня, а потом поцеловал моиволосы.

– Ты сможешь еще раз увидеть зеркальный город? –спросил он.

– Я могу представить его! – воскликнул я.

Откинув голову ему на грудь, я покрутил ею из стороны всторону, а потом открыл глаза и выхватил из общей картины те самые краски,которых мне не хватало, чтобы воссоздать в воображении огромный город изсверкающего стекла, пронзающий своими башнями небеса.

– Вот он, ты его видишь?!! – Я принялся сбивчивоописывать его Мастеру – слова лились непрерывным потоком: блестящие зеленые,желтые и синие шпили, сверкающие и дрожащие в неземном свете... – Теперьвидишь? – переспросил я.

– Нет. Но его видишь ты, – сказал Мастер, – иэтого более чем достаточно.

В тусклых покоях мы оделись в траурно-черные цвета. Никакихсложностей – все вещи как будто утратили свою прежнюю форму и стали на редкостьпослушными. Казалось, достаточно всего лишь провести пальцами по камзолу, чтобыон застегнулся.

Мы поспешили вниз по лестнице и вышли в ночь.

Взобраться по скользким стенам палаццо было проще простого.Я снова и снова цеплялся ногами за трещины в камне, балансируя на пучкепапоротника или лозы, хватался руками за оконные решетки и в конце концовслегка потянул за прутья и вытащил одну из них. С какой легкостью я уронилметаллическую решетку в сверкающую зеленую воду! Приятно было видеть, как онатонет, как плещется, смыкаясь над ней, вода, как мерцает, отражаясь от пошедшейрябью поверхности, свет факелов.

– Я же упаду!

– Идем.

Внутри, в комнате, из-за письменного стола поднялся человек.От холода он закутал шею шерстяной тканью. Его широкое темно-синее одеяние окаймлялажемчужно-золотая полоса. Богач, банкир. Друг флорентийца, не оплакивающий своюпотерю над толстыми листами пергамента, но высчитывающий неизбежные барыши, таккак все его партнеры, очевидно, погибли от клинка и яда в частном обеденномзале.

Догадался ли он в тот миг, что это сделали мы, человек вкрасном плаще и мальчик с каштановыми волосами, появившиеся в высоком окнечетвертого этажа морозной зимней ночью?

Я набросился на него, словно он был любовью всей моейнедолгой жизни, и сдернул полоску шерсти, скрывавшую артерию, откуда мнепредстояло пить кровь.

Он умолял меня остановиться, говорил, что готов заплатить,что мне достаточно лишь назвать цену. Каким неподвижным казался мой господин,пока тот человек умолял, а я игнорировал его, нащупывая большую, пульсирующую,неотразимую вену. Мастер следил только за мной.

– Я должен отнять у вас жизнь, сударь... – прошепталя. – У воров сильная кровь, не так ли?

– Но ты же совсем еще мальчик! – вскричал он, и вся егорешимость рухнула. – Неужели Господь столь необычным способом вершит своеправосудие?

Его кровь, приправленная выпитым вином и травами, съеденнымиза ужином, почти фиолетовая при свете ламп, оказалась острой, едкой и наредкость противной. После первого глотка я почувствовал, что его сердце остановилось.

– Спокойнее, Амадео, – прошептал Мастер.

Я чуть отстранился, и сердце жертвы забилось снова.

– Вот так, пей медленно, медленно, пусть сердце перекачиваетв тебя кровь, да-да, и мягче работай пальцами, чтобы не причинять лишнихстраданий, ведь ему и без того не позавидуешь: что может быть хуже, чем знать,что вот-вот умрешь?

Мы вместе пошли по узкой набережной. Не было больше нуждыопасаться падения в воду, и я с интересом наблюдал за текущим мимо потоком,берущим свое начало от моря и набиравшим скорость в многочисленных, заключенныхв камень, соединенных между собой каналах. Мне захотелось потрогать мокрыйзеленый мох на камнях.

На маленькой, пустой в этот поздний час площади мыостановились перед угловой дверью высокой каменной церкви. Все окна былизатворены, все двери заперты. Вечерний звон давно пробил. Тишина.

– Еще раз, моя прелесть, чтобы ты набрался сил, –сказал Мастер. Он обнял меня, крепко прижал к себе, и смертоносные клыки вновьпронзили мою шею.

– Ты обманешь меня? Ты убьешь меня? – прошептал я,чувствуя собственную беспомощность, поскольку никакое сверхъестественное усилиене могло помочь мне вырваться из его хватки.

Он вытянул из меня столько крови, что я едва не потерялсознание, руки мои безвольно повисли, а ноги затряслись, как у марионетки. Япытался оттолкнуть его – бесполезно. Кровь продолжала перетекать из меня, извсех моих тканей в его тело.

– Теперь давай, Амадео, забери ее обратно.

Я был так слаб, что чуть не свалился на землю, но впоследний момент сумел ухватиться за плащ Мастера и буквально рухнул ему нагрудь. Я подтянулся и обхватил его левой рукой за шею. Он отступил ивыпрямился, чтобы усложнить мне задачу. Но я был слишком твердо намеренответить на его вызов и доказать, что усвоил урок.

– Отлично, дорогой мой господин, – сказал я, вновьразрывая его кожу. – Я вас схватил и выпью из вас все, до последней капли,если вы не успеете увернуться. – И тут я понял, что у меня тоже появилиськрошечные клыки!

Он тихо рассмеялся, что только увеличило мое наслаждение –тот, чью кровь я пью, смеется под этими новыми клыками.

Я изо всех сил пытался вытянуть сердце из его груди. Яуслышал, как он вскрикнул, а потом рассмеялся от изумления. Я тянул и тянул егокровь, торопливо глотая ее с резким, неприятным звуком.