Белая горячка. Delirium Tremens - Михаил Липскеров

И все, кроме Мэна, грохнулись на колени, а Мулла даже распростерся в пыли, моля Господа о прощении грехов. Мэн с интересом прислушивался к воплям об искуплении, треску рвующихся волос и сплевывал пыль, которой посыпали себе голову кающиеся.

После чего, отпустив себе грехи, ученики по очереди, а иногда по двое, по трое зашли в хижину Фаины и совершили с ней грех прелюбодеяния. Расплатившись, кто чем мог. И не расплатившись, кто не мог. Перед Муллой, который валялся в пыли и чья очередь в связи с этим оказалась последней, лоно Фаины превратилось в чавкающее болото. И Мулла не получил никакого удовольствия. То есть кончить-то он кончил. Но лучше бы он это совершил при помощи рук. А так он испытал лишь отвращение. И по свойственной человеку природе свое отвращение он свалил на Фаину. Запахнув халат, он вышел из хижины и начал проклинать Фаину. Вовлекшую их хоть и в заранее искупленный, но все же грех.

– Братие, – орал он точно так же, как и орал недавно Доминиканец, – вот в этой хижине возлежит блудница. Которая грех сделала своим ремеслом. Можем ли мы, братие, терпеть ее на своем пути в священный город Хеврон. Который, путь то есть, по этой причине также является священным?.. Господь вопиет к нам! Господь гневается на блудницу! Как поступить с ней? Как избавить от греха других паломников?.. Отвечайте, братие!..

Смущенные своим грехом и обуянные гневом на Фаину, ученики обратили свои взгляды к Мэну. Мэн сидел на камне и опять чертил прутиком на песке какие-то замысловатые узоры. Потом он посмотрел на учеников и произнес уже до него произнесенные слова:

– Кто из вас без греха, пусть бросит в нее камень… – И опять стал чертить на песке свои непонятные фигуры.

Ученики задумались. Грехи у них были, были у всех. Разное количество и разной тяжести. Хотя кто возьмет на себя смелость взвесить тяжесть греха. Грех – он и есть грех. И только Господь может оценить его. И наверное, ученики еще долго бы маялись в раздумье, но тут вскинулся трижды Изменивший и торжественно сказал:

– Мы согрешили, братие. Но предварительным покаянием искупили грехи. И, если понадобится, покаемся еще и снимем с себя вновь совершаемый грех. Но, как верно заметил мой мусульманский собрат, мы совершим величайшее благодеяние для всех путников, совершающих паломничество в священный город Хеврон, если избавим их от соблазна. Поэтому я не вижу проблем в побитии камнями блудницы. И сим своим грехом, который мы, впрочем, потом отмолим, избавим от греха тех, кто пройдет за нами. С Богом, братие! – и поднял с земли камень…

Следуя верности известным нам фактам и не желая в угоду будущим поколениям приукрашивать их, мы вынуждены описать то, что произошло после того, как Трижды Изменивший поднял с земли камень.

Подняв его, он прицелился и бросил в затянутое бычьим пузырем окно. Пузырь, спружинив, отбросил камень, который попал в морду Крещеного Раввина. И пустил ему из носа кровь. Усмотрев в этом козни блудницы, Крещеный Раввин схватил свалившийся с морды камень, втянул в себя кровавые сопли, ногой распахнул дверь хижины и метнул камень в сторону ложа. Где Фаина отдыхала от коллективного траха. Метнул, но не попал. Тогда, взъярившись, он подхватил камень, поднял над собой и, снова втянув в себя кровь, опустил камень на голову Фаины. Раздался вопль. И тогда ученики, до сего момента стоявшие в нерешительности, подстегнутые воплем, как львы бичом дрессировщика, рванули в хижину. Они теснились в дверях, мешая друг другу. В то время как Крещеный Раввин наносил удар за ударом. Наконец, камни, обрамлявшие дверной проем, рухнули, и ученики ворвались внутрь, подхватив камни от разрушенной двери. И на Фаину обрушился град камней. Глаза учеников горели, изо ртов текла слюна. Раздавалось натужное сопенье, прерываемое торжествующим рыком от каждого удачного попадания. Это же удивительно приятно присвоить себе волю Божью и воплотить ее в действие. Это же удивительно приятно перенести гнев Божий (если он существует на самом деле) со своих грехов на чужие. Это же удивительно приятно (и легко!) уничтожить грешника. Вместо того чтобы избыть грех…

Через весьма краткое время на ложе лежал дымящийся свежей кровью комок мышц, сухожилий, раздробленных костей и слипшихся окровавленных волос. А Мэн по-прежнему сидел на камне и прутиком продолжал рисовать на песке какие-то непонятные фигуры.

Забрызганные кровью ученики, тяжело дыша, подошли к нему и опустились на колени.

– Благослови нас, Равви, мы избавили землю от части грехов.

– И, – добавил Жук, стряхивая с себя кусочки мозга Фаины, – очистили для других паломников путь в священный город Хеврон.

25 Мэн прутиком стер с песка непонятные рисунки и поднял на учеников грустные, грустные глаза. Это была и вековечная еврейская грусть, и мечтательная кратковременная грусть русского, и безбрежная, как Ледовитый океан, грусть чукчи, и непонятная ему самому грусть американца… Потом он встал, отошел немного в сторону и обломком камня стал рыть в песке яму. Когда ученики попытались ему помочь в неведомом им рытье, Мэн остановил их. Когда яма была вырыта, Мэн вошел в хижину и стал по кускам выносить некогда цельное тело Фаины. Он вынес перебитые руки, разорванное чрево, разможженные ноги, расплющенный череп. Аккуратно собрал брызги мозга, оторванные груди и молча сложил все это в яму. Затем он разобрал хижину по камням и завалил ими яму с ошметками блудницы. Ученики пытались было помочь Мэну таскать камни, но какая-то тяжесть втиснула их колени в песок, и не было никаких сил оторвать их. И только тогда, когда рядом с бывшей хижиной вырос каменный холмик, ученики смогли встать с колен.

– Что ты сделал, Равви? – спросил бывший Прокаженный.

– Зачем ты похоронил блудницу? – спросил бывший Насморочный.

– Ты поощрил грех? – спросил Здоровый.

– Я что-то не понимаю, – сказал Доминиканец.

– Ты уравнял падаль с людьми, – сказал Владелец бесплодной смоковницы.

– Во всех верах блуд – страшный грех, – укоризненно заметил Трижды Изменивший.

– Аллах вряд ли поймет тебя! – уверенно произнес Мулла.

– Ты принял грех блудницы. Часть его на тебе, – гневно выплеснул Крещеный Раввин.

И только Жук и Каменный Папа, которые в своей ущербной московской жизни видели много убитых и изувеченных блядей, которых они в пьяной злобе сами увечили и забивали, ощущали какую-то неуверенность. В той жизни самую последнюю блядь хоронили, говорили на ее могиле красивые слова и устраивали посильные поминки. Во время которых увечили и забивали других блядей. Поэтому они и не задавали вопросов.

Мэн некоторое время помолчал, а потом начал как бы издалека:

26 – Вот шли мы в священный город Хеврон. Чтобы преклонить колени перед могилами праотцев наших. До нас шли в Хеврон люди. И будут идти после нас. С разными мыслями шли они, с разными целями, с разными грехами. Среди которых был и грех похоти. И вот по пути они встречали хижину с блудницей. Одни проходили мимо, другие останавливались и удовлетворяли свою похоть. И тем самым как бы освобождались от греха. И как бы очищенные приходили в Хеврон. Они были покойны и открыты Господу. И вожделели только Его. Вы уничтожили блудницу, которая своим существованием снимала греховное вожделение. Которая своим существованием давала паломникам иллюзию избавления от греха. Таким образом, она одна несла в себе грех ради избавления от греха многих. Вправе ли вы были снимать с нее крест греха? Это был ее грех, а не источник ваших грехов. Которые не вне вас, а внутри. И избавиться от грехов вообще можно, только изжив грех внутри себя. А для этого надобна молитва. О коей я вам уже говорил: «Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи». Вы забыли или не поняли вторую часть молитвы. Любовь к Господу – любовь ко всем Его созданиям. В том числе к блудницам, ворам, убийцам. Ибо и они – дети Господа. И в них, как и в вас, сидит смущающий всех Дьявол. Мыслью о Боге, данной мною вам молитвой, уничтожьте Дьявола в себе. Не изгоните, а уничтожьте. Словом помогите ближнему своему уничтожить Дьявола. И конечно же, покаянием. Только помните, покаяния не могут быть бесконечны. Покаяние несет облегчение. Но не даст вам спасения от греха. Потому что память о совершенном грехе будет с вами и в вечной жизни. И чем больше грехов, тем тяжелее память.