Вежливые люди императора - Александр Харников

– Гутен абенд, герр герцог. Я буду вашим инструктором…

– По гимнастике? – обрадовался я.

– Если надо, то и по гимнастике. Но пока я займусь с вами русским языком. А насколько вы сильны и проворны, проверит Даша, – и он указал на прекрасную амазонку.

– Но она ведь фройляйн, – уныло сказал я. Мне вдруг стало обидно – я хотел научиться метко стрелять, фехтовать и вести рукопашную схватку, а мне предлагают доказывать свое умение какой-то там девчонке!

А моя будущая воспитательница неожиданно звонко рассмеялась.

– Фройляйн, говоришь? А давай-ка для начала пробежимся наперегонки вокруг Манежа. Один кружок. И тогда посмотрим, кто из нас проворнее…

Она мчалась как олень, которого преследуют охотничьи собаки. Я в своих ботфортах и панталонах в обтяжку еле-еле пробежал полкруга, когда она, порхая, как ласточка, уже закончила свой бег. Я боялся, что она теперь будет издеваться надо мной, но Дарья лишь сказала:

– Ничего страшного, ведь я была чемпионом школы по бегу на короткие дистанции среди девочек. Ну а теперь давай посмотрим, как ты умеешь драться.

Я оглянулся по сторонам, разыскивая того, кто должен был стать моим соперником. Не с герром же Сапожниковым мне драться. Но тот, улыбнувшись, что-то сказал по-русски моей наставнице. Мне показалось, что он произнес: «А ну, покажи – чему я тебя учил…»

– Фройляйн, скажите, с кем я должен помериться силами? – поинтересовался я.

– Со мной, герр Ойген, со мной, – улыбнулась амазонка.

Она неожиданно подняла согнутые руки к груди и широко расставила ноги.

– Но я не могу поднять руку на даму, – мне стало вдруг не по себе. Как можно было с кулаками набрасываться на такое прекрасное создание?

– Ты попробуй… А может быть, ты вообще не умеешь драться? – улыбнулась Дарья. – Ну, чего ждешь?

Я размахнулся, решив не бить красавицу в полную силу, а лишь обозначить удар. Но неожиданно мой кулак провалился в пустоту, а эта негодница, нырнув под мою руку, довольно чувствительно ткнула меня в бок своим меленьким, но твердым кулачком. Мне стало вдруг обидно, и я решил на этот раз нанести ей удар в полную силу.

И тут наступила минута моего позора. Даша, ловко перехватив мою руку, неожиданно пребольно вывернула ее, одновременно ударив меня своей ножкой по моей голени. Я ничего не понял, но почувствовал, что теряю равновесие. Потом усыпанный опилками пол Манежа стремительно понесся мне навстречу.

– Ну что, продолжим? – спросила амазонка, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться.

– Я готов. – Мне было стыдно, что какая-то девчонка победила меня, но в то же время я дал себе обещание – научиться драться так же, как она, и даже намного лучше.

– Ладно, для начала хватит, – произнес герр Сапожников, подходя ко мне. – Я обещаю, Ойген, что ты через полгода ни в чем не уступишь Даше. Если, конечно, не будешь лениться и будешь ежедневно тренироваться.

– Господа, – сказал я, отряхивая со своего мундира прилипшие к нему опилки, – торжественно обещаю вам, что буду самым послушным и самым старательным вашим учеником. Я вижу, что у вас есть чему поучиться…

– Ну вот и отлично, – герр Сапожников одобрительно похлопал меня по плечу. – Я сделаю из тебя настоящего бойца. Завтра в девять часов утра ты снова встретишься здесь с Дашей. А пока мы займемся с тобой русским языком…

И я ушел с ним в небольшой кабинет, где мы начали изучать язык моей новой родины. Я сосредотачивался как мог, запоминая сложные для моего уха словосочетания. Но перед глазами у меня все время стояла Даша – амазонка из будущего. И я понял, что именно она – идеал женщины, которую я хотел бы полюбить, а не все те томные дамы и девушки, окружавшие меня с раннего детства. И я пообещал себе, что сделаю все, чтобы достойно выглядеть в глазах моей прелестной наставницы.

– Герр герцог, не отвлекайтесь! – одернул меня мой наставник. – Скажите-ка мне лучше, как будет по-русски «айн вених»?

– Виноват, герр учитель! – сказал я. – По-русски это будет «чуть-чуть». А за то, что отвлекся от занятий – прошу меня простить. Больше такое не повторится!

9 (21) марта 1801 года.

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Император Павел I

Как ужасно болит голова! Боль не отпустила меня даже после того, как я принял пилюлю, которую дал мне мой новый доктор Геннадий Антонов. И это была не обычная мигрень, которая время от времени мучила меня. Похоже, что я старею, и ко мне приходят болезни, обычные для всех пожилых людей.

А ведь мне всего сорок шесть – возраст для мужчины не такой уж и большой. Но сколько мне пришлось пережить за эти годы! И особенно за последние дни. Предсказание старухи-чухонки, появление людей из будущего, известие о заговоре, в котором приняли близкие мне люди, и даже мой родной сын и наследник престола. А тут еще известие о кончине старшей дочери Александры!

Бедная-бедная девочка… Как она, наверное, мучилась перед смертью! И зачем я только дал добро на этот брак?! Как можно было отправить эту невинную и чистую душу в Австрию – страну, которой правят недостойные монархи, подло обманывающие своих друзей и союзников?

Я помнил, сколько зла натерпелся от них князь Суворов во время Итальянского и Швейцарского походов. Австрийские генералы вели себя порой хуже французских. Великий князь Константин, который видел измену австрийцев своими глазами, много рассказывал о коварстве и подлости Вены. Мы всей семьей оплакиваем умершую Александру и ее малютку, которой Господь не дал прожить и одного дня. Нет, больше никаких дел я с этой страной и ее монархами иметь не желаю! Ведь эти мерзавцы, как мне сообщили, даже после смерти не оставили ее в покое.

Хорошо, что при Александре находился ее духовник, протоиерей отец Андрей Самборский. Он и взял на себя все хлопоты по достойному погребению дочери российского императора.

Ведь эти австрияки решили поместить гроб с моей бедной девочкой в подвале капуцинской церкви. Как рассказал мне господин Патрикеев, отец Андрей Самборский так вспоминал о том кошмаре: «Это был малый погреб, имеющий вход с площади, на которой бабы продавали лук, чеснок и всякую зелень, и что сверх продажи оставалось, то они в том мрачном и тесном погребу по денежному найму хранили, отчего там и был пренесносный смрад. Таковое унижение терзало мою душу…»

Верный духовник настоял на том, чтобы Александру похоронили в православной церкви в Офене, или, как его называют венгры, Буде. Попрощаться с ней пришло множество народа. Подлые австрийские каноники распустили слух о том, что моя дочь перед смертью приняла католичество. Чтобы не смущать умы своих подданных, они предложили похоронить ее ночью, словно страшную грешницу или преступницу. Но отец Андрей заставил этих недостойных пастырей провести церемонию похорон и отпевание днем.