История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Несмотря на относительную мягкость большинства революций «управляемой демократии», созданные ими социальные модели страдали теми же проблемами, что и коммунистические режимы. Борьба с тяжелой рукой государственной бюрократии красной нитью проходила через все идеи реформаторов как в правительстве, так и вне его; поскольку никто, кроме этой бюрократии, не мог осуществлять централизованное планирование, тихий саботаж чиновниками ответственных решений был такой же катастрофой, как и их готовность брать взятки за то, чтобы тормозить независимую инициативу Еще более коварная опасность скрывалась в социальной регламентации. Там, где все усилия должны быть направлены на решение неотложных национальных проблем, мало кого заботило инакомыслие, и его можно было легко подавить. В насеровском Египте подверглись репрессиям бахаиды, отличавшиеся высоким моральным духом и творческой инициативой; предлогом послужило то, что их всемирная штаб-квартира оказалась на территории Израиля, но истинная причина крылась в коммуналистских предрассудках мусульман, которые не могли вынести, что потомки мусульман выбрали иную веру, и именно эти настояния использовало правительство, чтобы уничтожить одну из немногих в Египте групп, обладавших средствами для неправительственных и небюрократических программ и экспериментов.

Те страны, где старые аграрные правящие классы сумели сохранить свои позиции в первое десятилетие после 1945 г., когда техникализированные модернизаторы свергли множество старых режимов, были вынуждены сделать хотя бы минимальные шаги на пути к «управляемой демократии». В Западноиранском государстве после того, как шаху при помощи армии удалось подавить воинствующий национализма Мосаддыка, он укрепил свою личную власть и сам бросил вызов классу землевладельцев и представляющему их интересы парламенту. Он смог обойти меджлис, обращаясь к народу напрямую через плебисциты. Его целью были реформы «сверху», которые смогут искоренить коррупцию, реформировать землевладение и провести эффективную индустриализацию без серьезных ущемлений старых социальных привилегий. Например, земельная собственность экспроприировалась у крупных землевладельцев в пользу крестьянских кооперативов, но они должны были получить за нее компенсацию и могли переместить свои капиталы в промышленность, сохраняя аристократические традиции, но используя их более надлежащим образом в национальных интересах. Расчет делался на то, что привлечение к индустриализации на основе национального планирования многочисленных частных фирм поможет избежать опасности чрезмерной бюрократизации. Но шах не смог завоевать доверие активных техникализированных классов. Порождаемая цинизмом коррупция процветала и сыграла свою роковую роль в провале программы реформ. В Иране, как ни в какой другой стране, остро стояла эндемичная проблема регионов с низким уровнем инвестиций, когда молодые люди, получив образование за рубежом, отказывались возвращаться домой. (Свои главные надежды шах возлагал на очень молодых людей, привлекая их к работе по программе реформ, например для участия в кампании по борьбе с неграмотностью в деревне.)

Другие монархические режимы пытались провести менее амбициозные реформы «сверху». Даже династия Саудитов в Аравии поняла, что, если она хочет выжить, необходимы реформы. Как и шах Ирана, Саудиты[432] пытались избавиться от коррупции и запустили множество мелких частных экономических программ при поддержке Американской нефтяной компании, на доходы которой существовало правительство. Но и здесь растущее международное сообщество правительств, стремившихся к независимости от Запада, не признало такие реформы «сверху», и они не получили широкой поддержки образованной молодежи.

В большинстве стран не удалось провести реформы ни с позиций неошариатского движения, ни внутри старого господствующего класса исламской культуры. Несмотря на частичные неудачи программ «управляемой демократии», эти формы казались более востребованными, несмотря на их отказ предоставить исламу сколько-нибудь серьезную роль в новом обществе.

Исламское общество, пережившее XVIII век, оказалось расколотым. Мусульманские народы независимо друг от друга стали членами мирового сообщества. В лучшем случае остатки высокой исламской традиции превратились в маргинальные элементы практической культуры более активных классов: они существовали как колорит народных нравов или как привилегированный компонент новой высокой культуры, которая по своему характеру является современной техникалистской и сформировалась под влиянием Запада. В некоторых странах, причем не только в коммунистических, классы, являвшиеся основными носителями высокой исламской культуры, исключены из политической и социальной власти. Но ислам как религиозная традиция жив практически повсюду. Это делает его наследие потенциально влиятельным фактором. Сущностное содержание многих аспектов культуры невозможно отделить от религии; они остаются потенциально доступны для всех мусульман, будучи встроенными в языки великих религиозных текстов, которые они должны читать, и при определенных обстоятельствах могут вновь стать очень влиятельными. И именно в религиозной жизни,

включая все ее проявления в жизни человека, ислам может стать серьезной силой в самом ближайшем будущем. Условия конца XIX и XX веков способствовали увеличению дальности и глубины проникновения ислама по всему миру. Некоторые из этих условий были случайными и применимыми почти в равной степени к любой другой религиозной или культурной группе.

Резкий рост населения в Старом Свете и доступность отдаленных регионов для коммерческой эксплуатации благодаря появлению пароходов, железных дорог, автомобилей и самолетов вызвали крупные миграции мусульман, равно как европейцев, индусов и китайцев. Из голландской Индонезии они мигрировали в голландские владения по всему миру, из британской Индии — в другие части Британской империи. Таким образом, их количество значительно возросло в Восточной Африке, на некоторых островах южной части Тихого океана, в странах Карибского бассейна. Из Магриба сотни тысяч арабских и берберских рабочих мигрировали в города Франции и Бельгии, причем многие остались там навсегда. В небольших количествах они поселились в городах Западной Африки, Северной и Южной Америки.

Более важным, чем распространение ислама путем миграции мусульман, было обращение новых верующих. Этот процесс шел ускоренными темпами в тех мусульманских странах, где еще оставались анклавы язычников. К концу XIX века правители Афганистана при помощи современного оружия смогли, наконец, покорить язычников Кафиристана[433] в горах Припамирья и заставили их принять ислам. В Сибири, несмотря на серьезное сопротивления царского правительства, некоторые племена также перешли в ислам. В Малайзии многие этнические группы внутренних областей островов под влиянием своих соседей становились мусульманами, несмотря на все усилия голландских христианских миссионеров. Более того, в странах Африки южнее Сахары отдельные язычники и целые племена широким потоком принимали ислам. После того как в конце XIX века работорговля была уничтожена, вместе с ней исчезла и враждебность к мусульманским работорговцам, а открытие регулярного торгового сообщения увеличило контакты с исламским миром. Хотя христиане вложили большие средства в миссионерскую работу, а мусульмане тратили на это очень мало, успех последних в обращении населения Африки был не меньшим, если не большим, чем у первых. Христианские миссионеры пытались объяснить это тем, что ислам предъявляет гораздо меньше требований к моральному облику, а также допускает полигамию, распространенную у богатых африканских язычников, либо тем, что простота этого учения облегчает его принятие неискушенными умами: проще говоря, они заявляли, что ислам стоит на более низком уровне, чем христианство, и поэтому близок «примитивному» человеку. Однако никаких реальных доказательств этого тезиса они привести не могли. Более того, простота и абстрактность мусульманской доктрины Бога совсем не проста для восприятия людей, привыкших к личному участию в культах и к мифам языческих племен. Христианские таинства в этом отношении стоят гораздо ближе к язычеству.