Письма к Вере - Владимир Владимирович Набоков

до 11 они звонили Ильюше. Завтракал вчера у Кянджунцевых. Видел девочку Иринину, – темноволосенькая, в огромной розовой коляске. У Сабы новый автомобиль. Он мне долго рассказывал свои любовные злоключения. Ирина в Лейпциг не возвращается, а муж – в Англии. Завтра буду по совету Полана у Gaston Gallimard, а послезавтра завтракаю с Софой. Сейчас сижу в кабаке по дороге к Моревской, где увижу Люсю и передам ему. Часы тикают в пальто. Дивная погода, Сена как молоко.

Меня так мучит мой грек (не сплю по ночам, оттого что неистово чешется, – и это очень влияет на настроение), что решил повидать врача, а то от précipité blanc только хуже. Дурацкий этот деготь повлиял ужасно. На днях приезжает сюда Саблина (рожденная Фомина, бывшая страсть Юрик<а> и сестра Гогель), и я с ней поговорю. Напиши мне много про Митеньку. Вот для него.

Прилагаю рецензию из бельг.<ийской> газ.<еты> Маме написал.

Душенька моя, целую тебя.

Анюточке привет. За вещами еще не пришли.

В.

164. 28 января 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 – Берлин, Несторштрассе, 22

Любовь моя дорогая,

Paulhan только что мне написал, что «Outrage» «délicieux, merveilleux, convaincant» и что он его берет для «N.<ouvelle> R.<evue> F.<rançaise>». О «Poushkine» он хочет со мной еще поговорить, так что я опять иду к нему.

П.<авел> Н.<иколаевич> был со мной крайне любезен. Я ему все изложил – как урок – и получил пятерку с плюсом. Виктор просил у него две тысячи в месяц за три-четыре статейки. На днях это решится.

Опять был у Маклакова – вернее, у H. М. Родзянко, который специально этим занимается и составил длинное прошение. Насчет мебели у вас не совсем точные сведения: нужно просто иметь permis de séjour, и тогда, по уведомлению фр.<анцузского> консула в Берлине, можно ввозить сюда без пошлины.

Радость моя, пиши мне. Целую тебя и его, моих душек. Прилагаю милейшую заметку Алд.<анова>

В.

Был у М. с Люсей, а потом был у доктора. Он советует делать какие-то уколы, двадцать раз по двадцать фр.<анков> Я отказался.

165. 1 февраля 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 – Берлин, Несторштрассе, 22

Душенька моя, любовь моя,

все письма, о которых ты спрашиваешь, давно написаны – и Саблину, и Зеке, и Лонгу, и Глебу, и Молли, и Галимару (от которого еще нет ответа; если не будет – позвоню). Живу в каких-то концентрических вихрях, переходя из одного в другой. Полан берет и conférence, но находит, что в переводах стихов нет «envolée», и, посоветовавшись с ним, я отправил их к Melot du Dy, для оперения. В четверг вечером был с томпсоновским (и шахматным – и очень милым) Бернштейном у Рашели. В пятницу завтракал с Софой и Люсей, а вечером с Ильюшей и Влад.<имиром> Мих.<айловичем> (который не расстается с галстухом моим, очень ему идущим) ужинали у Кокошкиной-Гуаданини и вернулись по мрачным и пустым бульварам в 2 часа утра, – и с тех пор Ильюша с умилением все говорит о русских девушках, зарабатывающих <на> жизнь стрижкой собак.

В субботу было очень нарядное и веселое чтение у Ridel (но Вейдле was not a success, ибо, оказывается, он заикается, – зацепится за слово, и не может соскочить, и секунд пять работает на месте, а потом опять гладко, вообще же, он – милейший). Вечером был в русском театре и потом до утра в кафе сидел с актрисами (и Ильюшей). Вчера был у Буниных (где были и Алд.<анов>, и Рощин), а сегодня виделся с Поляковым в кафе (вопрос П. Н. еще не выяснен), затем был у ген.<ерала> Головина и получил у него перевод на англ<ийский> язык. Виктору дают двести франков за десять страниц. Был у меня казах-киргиз Чохаев, специально для разговора об обстановке гибели Годунова-Чердынцева, и сообщил все, что мне нужно. Был я у сестры Канегиссера (между прочим: упоминание этой фамилии в моем «Даре» прозвучало – по уверению Алданова и Татариновой – страшной гаффой) и дал ей опцион, кинематогр.<афический>, на «К.Д.В.». Был в Лувре (для работы Годун.<ова>-Черд.<ынцева>, К.<онстантина> К.<ирилловича>, о бабочках в старинных натюрмортах), а завтра встречаюсь со Ждановым. Был опять у Полана: если «Outrage» выйдет в N.<ouvelle> R.<evue> F.<rançaise>, то больше 40 фр.<анков> за стр.<аницу> не даст, а выйдет только через четыре месяца, так что он попытается устроить в «Mesures», а если нет, то в N.R. F. Достал «полезного» человека в Кэмбридже и несколько адресов на юге. Душенька моя, готовься к отъезду! Не буду тебе говорить о невыносимых терзаниях, причиняемых мне греком; зуд не дает мне спать, и все белье в крови, – ужасно. Есть хорошая новая мазь, но я не смею ее употреблять, так как на ней сказано «sali énormément le linge». Да, пожалуй, повидаю Дынкина. Виктор получил от Ridel около восьмисот. Я тебя люблю. Маленького моего целую. Еще много было всяких встреч, но что-то у меня все спуталось. Завтракал опять у Кянджунцевых: Ирина разводится с мужем и говорит, что он ей закатывал скандалы, когда они приглашали кого-нибудь и т. д. Девочка очень мило fait rotototo после бутылочки (рыжок). Вся неделя у меня «расписана». Прилагаю две рецензии. Все было бы хорошо, если бы не проклятая кожа. Люблю тебя. Старик был потрясен первой главой. Душенька моя, я так тебя жду. И его.

В.

166. 4 февраля 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 – Берлин, Несторштрассе, 22

Любовь моя, благодаря геройскому упорству сделал промеж всех здешних моих посещений, дел и бесед сложнейший технический перевод на англ.<ийский> язык, – вчера около двух кончил. Продлил визу на два месяца, т. е. получу ее в Лондоне по истечении этой. В министерстве встретил Ге<о>р.<гия> Абр.<амовича>, которому там обратной визы не дали. За вещами зашли. Встретился с бедным Ждановым, который приехал по случаю смерти отца: снова возникла возможность фильмы, так что я первым делом встречусь с Кортн.<ером> в Лондоне. Душенька моя, как ты, что ты, мне мучительно пусто без тебя (и без тепленького портативного мальчика), люблю тебя, моя душенька. Завтракал у Берберовых с Адамовичем: мы очень сладки друг с другом. У нее новая «Dawson girl» прическа, но тот же розовый мысок мяса между передних зубов. Сегодня увижу G.<abriel> Marcel, который хочет, чтобы я повторил conférence (которую он перехваливает) в сорбоннском кругу: кажется, придется согласиться, хотя денег они как будто не заплатят. Получил длинное письмо от Саблина с «очень любезным» приглашением у него читать и с практическим советом найти «состоятельного» потомка царей, который бы вечер «пропагандировал», ибо, дескать, они «больше интересуются русск<ой> литературой, чем истинно русские люди». От Струве – совершенного идиота – получил небрежную открытку, что он считает «нецелесообразным» двойное выступление. Я написал Саблину, Гринбергу, Гавронской, Лонгу (отослал очень изящный title-page), Чернавиной. Вчера завтракал у Antonini, который очень мил (если не считать тошного снобства). Мне нужен договор с Лонгом, чтобы знать, сколько он дает. Непременно пришли – или выпиши. У Виктора, по его словам, уходит масса денег, но он еще кое-что напишет Люсе. Кажется, я свой выбор останавливаю на Rochebrune, Cap. St. Martin. Как только я вернусь из Лондона, тебе будет выслана виза. <Вымарано одно предложение.> От мамы – ни строчки, не понимаю. Псориазис все хуже. По возвращении из Лондона что-нибудь предприму. У меня временами мечта: намазаться с головы до ног и лечь на месяц в больницу.

Если бы не это – все, в общем, было бы отлично. On me fête beaucoup, я окружен сотнями милейших людей. De-Monza на похоронах Навашина сказал: «il ya cent ans, on a tué Pouchkine… Maintenant on a tué Navachine…» Сейчас иду завтракать c Roche, а потом я с Ridel у Mme Chardonne. Вечером должен «по делу» увидеться с Ходасевичем в кафэ. У меня белье в таком виде, что было неловко дать Жанне и пришлось дать в прачешную, где стирка рубашки стоит чуть ли не три франка. Привет Анюточке. Душенька моя, начинаю считать дни до 15-го марта. Пиши.

В.

Мне тут сватают меблирован.<ную>, квартир<у>, 3 комн.<аты>, весь комфорт, за 650 в мес.<яц> через Зину.

167. 5 февраля 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 – Берлин, Несторштрассе, 22

Душенька моя, любовь моя, вот ответы на все твои пестроватенькие вопросы: о Кирилле написал Зине и Mazui. Виктора прогнал. К Bonnier и Jannelli написано. «Mercury» пришлет – если уже не прислала – Зина. С «Таиром» дело еще не выяснено. Кушак Раиса приняла довольно равнодушно. О Maurois: перед началом Ridel мне сказала, что «mon grand ami Maurois