Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг

— Ох, мама, есть матери гораздо хуже тебя.

Мне вспомнилось, как передо мной захлопывается дверь, и еще представилась хрупкая фигурка в углу — маленькая женщина, которую некому защитить. По щекам снова побежали слезы.

— Прости меня за то, что я тебе наговорила, когда узнала, что ты беременна, — сказала я, шмыгая носом. — Мне так хотелось, чтобы у тебя все было хорошо.

— Я знаю, мама. Давай больше никогда не будем ругаться. Ненавижу, когда мы ругаемся. Воздух прямо искрить начинает. И бабушка этого тоже не любит. — Шарлотта потянулась и попыталась перевернуться на бок. — Знаешь, когда я была маленькой, то часто ревновала тебя к бабушке, потому что ты проводила с ней все свободное время. Как-то раз ты мне сказала: «Любовь — не пирог, ее нельзя разделить на кусочки». А я ответила: «Да, но время можно. А часы даже похожи на пирог». Помнишь?

— Нет. — Боже мой, я это совсем не так поняла. — Прости меня, прости за то, что не уделяла тебе внимания.

— Нет, ты тут ни при чем, это просто я была эгоистичным подростком. Ты хотела как лучше. Теперь-то я это понимаю. Теперь я многое понимаю. И я очень люблю бабушку. — Шарлотта вздохнула и надолго замолчала.

Я подумала, что она заснула, и решила потихоньку встать и выключить свет.

— Расскажи мне, как у тебя родилась я. Почему-то я об этом никогда не спрашивала, — сказала вдруг Шарлотта.

Я снова облокотилась на спинку кровати.

— О, это я отлично помню. Тот день был, наверно, самым лучшим и самым худшим в моей жизни. Роды длились двадцать семь часов, пришлось использовать щипцы — вот почему у тебя на левой скуле отметина. Акушерка была совершенно ужасная. Когда я ей пожаловалась, она только пожала плечами: «Надо было раньше думать». Так и сказала. Сейчас на таких акушерок можно хотя бы пожаловаться главврачу. Стив не поехал со мной в роддом — сказал, что не в силах смотреть, как я мучаюсь. Жалкое оправдание. А бабушка вся извелась, потому что ужасно боялась потерять и меня, и тебя — ведь у нее не так давно умер муж. К тому времени, как ты все-таки родилась, бабуся уже все глаза выплакала. Она первой взяла тебя на руки — может, даже она сама и перерезала пуповину, надо будет спросить ее об этом. Подержала тебя и передала мне. Все медсестры говорили о твоих голубых глазках. А ты посмотрела на меня таким пронзительным взглядом, будто хотела сказать: «Ты — моя. Даже не думай отдавать меня в приют». И мое сердце оттаяло. Впервые за девять месяцев я поняла: ты — пусть еще маленький, но все-таки настоящий живой человек.

Я глянула на дочь, гордая моей речью, но Шарлотта уже заснула, сунув большой палец в рот.

* * *

Я проснулась с колотящимся сердцем, когда мимо палаты провезли тележку с завтраком. И тут же подумала: «Наверно, мой ребенок умер ночью, и врачи не решаются сообщить мне об этом». Я нажала на звонок, и юная медсестра тут же впорхнула в палату с какими-то листками в руках.

— Как мой малыш?

— Он отлично выспался. Сегодня мы переведем вас в общую палату. Но сначала можете принять душ, привести себя в порядок. Вы наверняка чувствуете себя уставшей, но это пройдет. А сейчас мне нужно вас осмотреть.

Она измерила мне температуру и давление, а я тем временем пыталась свыкнуться с мыслью о том, что у меня родился ребенок, что я стала матерью. Это наверняка какая-то ошибка. У меня не может быть ребенка, это нереально.

В общей палате было много вполне реальных женщин, у каждой рядом с кроватью стоял прозрачный пластиковый ящик с ребенком. Вот они-то наверняка чувствуют себя вполне уютно в роли матери. Возле моей кровати не было ребенка.

Я лежала, чувствуя себя самой большой в мире мошенницей. Женщина напротив достала своего малыша из ящика, запустила руку под ночную рубашку, вытащила грудь, приложила к ней ребенка и стала просматривать какой-то журнал, листая страницы свободной рукой. Меня удивило, с какой уверенностью она все это проделывает. Справа девушка примерно моего возраста меняла ребенку подгузник так ловко, будто всю жизнь только этим и занималась. Я попыталась заглянуть ей через плечо. Этот процесс показался мне невероятно сложным — ко всем прочим трудностям ребенок извивался, как змея. Закончив с подгузником, девушка стала надевать на малыша распашонку. Осторожно согнув крохотные ручки, она просунула свои пальцы в рукава, чтобы вытащить из них маленькие кулачки. В конце концов она подняла ребенка, поддерживая рукой головку, и позвала медсестру. Та принесла ей бутылочку, и малыш принялся пить, закрыв глазки. Я никогда не смогу все это проделать! Наверняка уроню его или сломаю ему руку. Лучше сразу сообщить персоналу, что я не гожусь в матери.

И тут медсестра привезла мне моего сынишку.

— А вот и мы, — сказала она, остановившись у моей кровати и нажав тормоз. — Это твоя мама. — Маленький сверток в тележке ничего не ответил. — Он еще спит. — Медсестра наклонилась над пластиковым ящиком и легонько дотронулась до головки малыша. — Какие у нас волосики!

— А это нормально, что он столько спит? — Я почувствовала, что снова начала паниковать.

— Конечно, нормально. Роды — дело тяжелое, и не только для мамы. Он сам проснется, когда будет нужно. Господи, да ты еще будешь молиться, чтобы он поскорее заснул!

Я наклонилась и посмотрела на его сморщенное личико. Малыш лежал совсем неподвижно. Я пригляделась, пытаясь определить, дышит ли он, но под пеленкой было не разобрать. Осторожно спустив ноги на пол — ой-ой-ой, — я начала разворачивать малыша. Наконец показалось его тельце. Дышит. Слава богу! Я снова забралась в постель и стала наблюдать за тем, как его грудь медленно поднимается и опускается. Мне казалось, что, если я отведу взгляд, он перестанет дышать.

Проснулся он аж после обеда. К тому времени я была уже окончательно уверена, что мой сын помрет с голоду.

— Пожалуйста, помогите мне его накормить, — жалобно попросила я медсестру.

Только я достала свою грудь, как пришла мама..

— О господи, надеюсь, ты одна? Не хватало еще, чтобы папа увидел меня в таком виде или Дэниел!

Мама закатила глаза и задернула занавеску вокруг кровати.

— Как дела?

— Кажется, я никак не могу заставить его как следует открыть ротик. — Я посмотрела на крохотную головку, которая слепо тыкалась в мою грудь. — Видишь, он не может понять, как это делается. Я думала, это инстинкт.

Медсестра помогла малышу найти грудь и подложила мне под локоть еще одну подушку.

— Погладьте его по щеке, тогда он откроет ротик.

Она взяла мою грудь и сунула сосок в рот ребенку. Я вздрогнула, потому что не привыкла, чтобы мою грудь трогал кто-то посторонний, и уж тем более женщина.

— Мне это не нравится. Какое-то странное ощущение.

Малыш потянул за сосок, выпустил его изо рта и завопил так громко и пронзительно, что чуть не оглушил меня.

— Думаю, тебе это не удастся, Шарлотта, это не так-то просто. Может, лучше кормить его из бутылочки? — предложила мама.