Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг

— Ба?

Бабушка медленно сползала со стула, ребенок покатился с ее колен. У меня замерло сердце, но мама успела его поймать. Из угла рта у бабушки потянулась нитка слюны — прямо на ее бордовый жакет.

Мама положила ребенка на место и бросилась к бабушке.

— Шарлотта, скорее! — закричала мама. — Нажми на кнопку, вызови медсестру. — Я отреагировала не сразу, как завороженная глядя на бабушку, которая сдувалась как проколотый воздушный шарик. — Живее! У нее, должно быть, удар!

Говорят про туннель со светом в конце. Но я оказалась на берегу реки в Эмбли. А рядом со мной был Джимми.

— Как жизнь? — спросил он, широко улыбаясь.

— Хорошо выглядишь, учитывая, что ты… — начала я, но он только рассмеялся и взял меня под руку.

Он потянул меня в сторону моста. Погода чудесная, в воде отражаются берега. Так тихо. Вскоре я увидела на той стороне людей. Они расположились там на пикник. Расстелили на земле одеяло, поставили бутылки вина и корзину, доверху набитую пирогами, булочками и разными вкусностями. Вокруг возились малыши. Одни лежали и болтали ножками, другие хлопали ладошками по траве, агукали. И, что странно, никто на них не прикрикивал. Один из малышей даже подобрался к корзинке, стащил пирожок и стал его грызть — видимо, зубик резался. Одна девочка в летнем платье и кофточке лежала на траве и выдувала мыльные пузыри с помощью проволочки, скрученной в колечко. Джимми крепче сжал мою руку, а я пожала его. «Я умираю, — подумала я. — Как это прекрасно».

— Гляди. — Джимми махнул туда, где под деревьями сидели бабушка Марш с бабушкой Фентон. Бабушка Марш держала моток красной пряжи, а бабушка Фентон сматывала ее в клубок. Они болтали, и так оживленно, что даже не заметили меня. Джимми ткнул меня пальцем под ребра и скорчил рожу. Я обняла его.

— Ты совсем не изменился.

Он пожал плечами. Я хотела спросить про маму и папу, но что-то подсказывало мне, что еще рано.

До нас донесся звук альтгорна, и я поняла, что это Билл. Он стоял у воды, почти не двигаясь. Не помахал мне, не перестал играть. Но я знала: он для меня играет. «Странник в раю». Музыка летела над рекой. Казалось, каждая нотка — это свет, это слово, которое он говорит мне. И такая любовь разлита в воздухе, что даже голова кружится. Тут никто никуда не торопится. Он подождет меня.

Мы почти дошли до моста.

— Идем, — сказал Джимми. — Уже недалеко.

Он тянул меня за руку. Глаза у него сияли. Мне захотелось побежать со всех ног. У меня вдруг появилось столько сил, что казалось, я могу перепрыгнуть через канал. Я уже коснулась кладки моста, но тут начала сгущаться темнота. Все стало разваливаться. У меня перед глазами появилась точка света. Она все увеличивалась, приближалась. Все быстрее и быстрее.

— МИССИС ХЕСКЕТ! Нэнси! Вы меня слышите?

Не мешайте мне. Как больно глазам. Я умираю.

* * *

Я много часов просидела в больничном коридоре. Можно было бы уже поселиться здесь — столько времени я в нем провела. Сначала я сидела с Шарлоттой, пока она рожала, на этаж выше, в другом крыле, а теперь вот сижу здесь и жду, умрет ли моя мать. Скорбь и радость так близко друг от друга. Налево, вверх по лестнице, через двойные двери.

Надо мной жужжит лампа дневного света. Глаза жжет оттого, что я давно не высыпалась. Даже когда мне удалось заснуть на пару часов, мне опять приснились эти ужасные поезда, только на этот раз я отлично знала, куда еду, — я пыталась вернуться домой. И вернулась бы, если бы эта чертова станция не превратилась в рынок в Чорли.

Мне приходилось часто моргать, чтобы отражения в оконном стекле перестали дрожать. Когда мимо проезжала тележка, мне казалось, что резиновые колеса едут прямо по моему сердцу и что в ней везут жалкие остатки моего воспаленного мозга. Я представила Эмму в больнице, как над ее телом в синяках склоняются медсестры, как они ощупывают ее переломанные кости. Почему никто ничего не сделал? Почему Джесси так поступила? Каждый раз, думая об этом, я никак не могла понять, как такое могло случиться. Мне представлялось ее лицо, ожесточенное, суровое, выглядывающее из-за приоткрытой двери. В ее глазах застыл страх, а не злость; она испугалась меня. Она всегда будет убегать от прошлого, и не будет ей покоя. Что ж, она это заслужила.

Интересно, а тот негодяй — мучился ли он перед смертью? Надеюсь, что да. Надеюсь, он долго мучился, а потом отправился прямо в ад. Теперь я поняла, зачем обычные люди нанимают убийц. Когда сталкиваешься с такой мерзостью, остается только одно: раз и навсегда стереть ее с лица земли.

Чаще всего люди стараются не думать о плохом, но иногда подобные мысли все-таки приходят в голову и от них невозможно избавиться. В таком месте, как это, в месте, где время приобретает особый смысл, у вас просто нет выбора. Каждый раз, придя в больницу, начинаешь осознавать, что любая секунда может оказаться для кого-то последней, а для кого-то — первой, чьи-то души вырываются на свет из темноты, а чьи-то — уходят в нее. Ведь говорят, что за каждым человеком стоит десять духов, так? А как же насчет духов тех, кто еще не родился, духов детей? Если бы они знали, через что им предстоит пройти, многие ли решились бы родиться? Перед моими глазами одна за другой проплывали жуткие картины. Репортажи с места военных действий, принцесса Диана в хосписе с маленьким лысым мальчиком, плакаты Национального общества защиты детей от жестокого обращения, даже эта глупая реклама вакцинации, в которой малыш катится к краю утеса. Гроб отца. И наконец, толпа скорбящих перед Букингемским дворцом.

Больничные часы продолжали отмерять время, унося все новые и новые жизни, а мертвые выстраивались в очередь, ожидая, когда кто-нибудь помянет их. Я все ждала. Мне очень хотелось обнять Эмму и все уладить; вот же она, совсем рядом, я чувствовала, что она где-то поблизости. А за Эммой столпились другие дети, те, которые плачут по ночам от страха, боли или одиночества. Они подходили все ближе и ближе, окружая меня, протягивая ко мне свои маленькие ручонки. Мне казалось, я вот-вот закричу…

— Можно с вами поговорить? — обратилась ко мне врач, молодая индианка, очень красивая, нос с легкой горбинкой.

Я тупо посмотрела на нее и с трудом поднялась на ноги. Сумочка слетела у меня с плеча и упала на пол, но у меня не было сил нагибаться за ней. Мы стояли и смотрели друг на друга, я старалась определить по выражению ее лица, какие новости меня ожидают. К ее щеке прилипла ресница, на лоб упала прядь волос. Интересно, ходила ли она когда-нибудь с красной точкой на лбу? Все это пронеслось в моей голове за какую-то долю секунды. «Пожалуйста, — мысленно молила я, — посмотрите мне в глаза, ведь если вы этого не сделаете, я пойму, что случилось что-то ужасное».

* * *

Бабушку поместили в отдельную палату. Можно ли это считать плохим знаком? Разумеется, к ней были прикреплены разные провода, трубки, датчики.