Пелена страха - Рафаэль Абалос

Богомол: Ой, да, извини! Для тебя я нарисую метлу.

Черная Луна: А теперь поговорим о самом важном.

Все понимают, что я имею в виду. Я знаю, что никто ничего не скажет, пока я не открою, какова последняя фаза моего проекта.

Черная Луна: Я решила отказаться от жизни после того, как сбежала из Белграда в Лейпциг. Сначала я думала, что смогу выжить, если мне удастся исчезнуть с фальшивым паспортом и каждые несколько месяцев менять адрес, переезжая из одного города Германии в другой. Мой словарный запас позволял с легкостью решать вопросы с жильем и едой, а моя специальность – литература стран Восточной Европы – давала возможность сотрудничать с университетом и не иметь проблем с видом на жительство. Но, проведя первые несколько недель в Лейпциге, я поняла, что не смогу жить дальше с грузом вины на моей совести за убийство Милоша Утки. Я не могла спать даже со снотворным, которое мне доставала в аптеках Богомол, подделывая рецепты, которые воровала у своего отца. Не помню, говорила ли она в чате, что ее отец психиатр. Мало мне было призрака Милоша Утки, так еще стала терзать мысль, что рано или поздно полиция меня найдет. Эта мысль стала навязчивой идеей, и я поняла, что больше не выдержу. Я стала превращаться в параноика, который в каждом человеке, посмотревшем в его сторону, видит полицейского.

Однажды вечером, когда мы с Богомолом гуляли в парке и говорили о своих проблемах, она призналась, что скоро умрет от неизлечимой болезни. Я сказала ей, что мои страдания имеют другую природу, но они тоже неизлечимы. Я тоже должна умереть. Не знаю, как и когда, но я уже решила, что не могу до конца своих дней бежать от призрака Милоша Утки, от себя и от полиции. И не могу допустить, чтобы меня поймали и отправили в тюрьму навсегда. Ни у Богомола, ни у меня не было другого выхода. Разница между нами заключается только в том, что она хочет прожить остаток жизни на полную катушку, а я готова отказаться от того времени, что мне придется еще прожить, скрываясь. Я спросила Богомола, не знает ли она, где можно купить пистолет. У меня до сих пор есть деньги Милоша Утки, которые я взяла из его дома. Единственное, чего я боялась, – это умереть в одиночестве. Тогда-то мне и пришла в голову мысль создать чат в глубокой сети. Я знала, что на многих сайтах в Интернете собираются люди, которые не хотят больше жить, поэтому быстро нашла вас в разных чатах о самоубийцах. Богомол сказала, что поможет мне. Однажды она принесла пистолет, о котором я просила, но не сказала, где она его достала. Я признаюсь, клянусь вам, что, создавая чат, я хотела воодушевить вас, убедить жить дальше. Я и сейчас считаю, что вы должны жить, что у вас есть для этого причины. Единственное, что мне нужно, – это чтобы вы были со мной в день моего ухода. Никто не должен умирать в одиночестве. Если я назвала свой чат «Дамы Черной Луны», то только потому, что я та луна, которая исчезнет, которая станет невидима в полночь, и ее дамы, собравшись вокруг нее, отпразднуют продолжение жизни. Что-то вроде священного обряда. Я не знала, дойдет ли чат до финала и что будет, когда мы скажем вслух о нашей тайне, о нашем общем желании умереть. Но когда вы решили назвать чат «Девчонки из выгребной ямы», я почувствовала, что все изменилось. У каждой из вас могли найтись причины, не менее веские и непреодолимые, чем у меня, чтобы изменить мой проект и принять решение умереть всем вместе. Устроить последний праздник жизни, зная, что смерть так близка. Мое решение неизменно. Долгими ночами я думала о том, чтобы покончить с собой. Одним выстрелом, в одиночку. Не дожидаясь никого. Но выстрелить себе в рот – это так бесчеловечно, что у меня не хватило мужества. Мой проект подразумевал легкую смерть. Я ждала, когда настанет нужный момент. И вот этот момент настал. Теперь должны решать вы. До нашей встречи в Берлине осталась одна ночь, но прежде необходимо выяснить, кто, когда и где умрет.

В высоких окнах гостиной сверкнула яркая вспышка молнии. Спустя несколько секунд раскаты грома, заставив дрогнуть стекла, гулким эхом прокатились по дому Урсулы Кайлен – роскошному двухэтажному зданию из белого камня с круглой башенкой, сланцевой крышей, двумя большими мансардами, выходившими на разные стороны, и просторным садом, где в окружении зеленого газона, спускавшегося к самому берегу озера, росли вековые ели.

В оформлении интерьера превалировал белый цвет стен, гардин, ковров и мебели, в сочетании с бежевыми диванами, креслами и люстрами классического стиля.

Сидя в одном из кресел, Сусанна в задумчивости смотрела на языки пламени, лизавшие дрова в камине.

– Мне нравятся осенние грозы, а тебе? – спросила она Урсулу, когда та принесла ей чашку кофе и клубничное пирожное.

– Да, я люблю дожди, – ответила Урсула.

Несмотря на приветливые манеры подруги Хельги, Сусанна чувствовала себя неловко. Этой женщине было примерно столько же лет, сколько ее матери, хотя она выглядела более привлекательно. Сусанна не знала, что сказать, чтобы справиться с напряжением, сковавшим мышцы ее лица.

К тому же она не поняла, какие отношения связывают Урсулу и Хельгу, и эта неопределенность ее очень смущала. Впрочем, задавать вопросы ей не потребовалось. Словно прочитав ее мысли, Хельга сделала глоток кофе из своей чашки и заговорила.

Она сказала, что Урсула близкая подруга ее родителей, что в Берлине у нее известное агентство стюардесс, что она постоянно летает из одной страны в другую и знакома со многими знаменитостями по всему миру и что для нее нет ничего невозможного.

– Она богиня, – закончила Хельга.

Услышав это, Сусанна вспомнила свой разговор с Бруно на бывшей фабрике в Спиннерай, когда она просила его помочь ей найти работу в Лейпциге. Сначала у нее мелькнула мысль, не стоит ли сказать Хельге и ее подруге, что стипендия «Эразмуса» – это сущие гроши и что скоро она столкнется с финансовыми проблемами, если не начнет работать по вечерам после занятий. Однако Сусанна так и не решилась заговорить об этом. Это ее проблема, и она должна решать ее сама. Тем более что она еще не настолько доверяла Хельге и тем более Урсуле, чтобы при первой же возможности просить об услуге. Да и гордость не позволяла этого. Она приехала в Лейпциг вовсе не для того, чтобы еще год проучиться на переводчика немецкого языка. Сусанна хотела найти себя.

Дождь продолжал барабанить по окнам гостиной.

Урсула отмахнулась от хвалебных слов, сказанных в ее адрес Хельгой.

– У меня есть и свои темные стороны, – с улыбкой сказала она.

– Они есть у всех, – подтвердила Хельга. – Впрочем, возможно, у Сусанны их нет, – добавила она, с любопытством глядя на Сусанну.

– Думаю, я ничем не отличаюсь от других, – возразила Су-санна, немного расслабившись, хотя на самом деле считала иначе.

– Хельга очень хорошо о тебе отзывалась.

Урсула взяла со стола серебряный портсигар и предложила Сусанне сигарету.

– Спасибо, я не курю.

– А я курю, – с напором сказала Хельга и протянула руку к портсигару.