Дикий Восток - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
К сожалению — убеждения у новоиспеченного брата не отличались стойкостью — их вообще не было. Он родился в каком-то месте на севере, которое когда-то давно было частью Османской Империи — и потому там не забыли ислам. Но это место — как брат говорил, благодатное, потому что там горы встречались с водой — уже много сотен лет находилось под пятой многобожников и безбожников, и потому ислам там был искажен всякими бида’а. А потому брат, по строгим канонам ислама — давно вышел из него, хотя бы тем, что поступил в армию тагута. Однако, он сделал на джихаде гораздо больше, чем любой из них, а потому — чаша добродетельного на Суде безусловно должна была перевесить. Разве не сказано, что тот, кто вышел на пути Аллаха будет вознагражден даже за шаги его лошади? А он — взорвал несколько самолетов врага и убил немало неверных этим! Значит, он — этим самым искупил свои грехи, какими бы они не были, а долг Ихвана, как человека сведущего — разъяснить брату все, что он должен знать, чтобы тот снова не сошел с пути Аллаха по неосторожности и не множил грехи.
Итак, Ихван по вечерам занимался с новым своим братом шариатом, и был весьма доволен — тем как быстро впитывал знания ученик. А брат — рассказывал ему про порядки, заведенные в армии русистов. Все-таки — он служил в батальоне, охранявшем базу стратегических бомбардировщиков, а значит — получил курс противодиверсионной борьбы. Ихван слушал, досадливо цокал языком, и сожалел о том, что этот брат не встретился раньше. Ихван все-таки был неглупым человеком и понимал, что их бойцы, какими бы усердными в вере они не были — проигрывают и казакам и регулярной армии именно потому, что не знают то, что знают они и хуже вооружены. Оружие можно купить, а вот знания…
Но всему — приходит конец. Вот и их дружбе пришел конец: шестерни судебного механизма т’агута неторопливо прокрутились, и сегодня — их должны были вывести на суд. А дела по терроризму и злоумышлениям против власти — судил не обычный суд, а военный трибунал с исполнением приговора в двадцать четыре часа. Так что уже сегодня — они увидят Аллаха…
— Я боюсь, брат… — чистосердечно признался новичок, слыша шаги по коридору…
— Сегодня ты увидишь Аллаха… — с закаменевшим лицом бросил Ихван — это не повод для страха, это повод для радости. Скажи — довольно с нас Аллаха, он — прекрасный хранитель. И другие скажите то же самое, если испытываете страх…
Забирали обычно целыми камерами…
Казаки — были опытными, хорошо знали свою работу. Одни — принесли стальной щит и перекрыли часть коридора за дверью камеры. Другие — стояли на поворотах с палками и нагайками, какой можно пробить череп. На всех на них — была одежда из плотной свиной кожи, к которой ни один правоверный не прикоснется, во избежание харама. И у них были собаки — а укушенный собакой так же не попадет в рай…
Выставив щит, казаки с лязгом отомкнули дверь.
— На выход!
Лают собаки. Неверные — караулят каждое движение. Бесконечная череда решеток, дверей, переходов. Непрестанный грохот дверей — пока остающиеся в живых заключенные так провожают идущих на смерть…
Переходы. Решетки…
Солнце — непривычная, за долгое время свобода — ограниченная бетонными стенами тюремного двора. Машина с грубым, стальным, зарешеченным кузовом, опущенный трап.
— Шевелись!
— А-лл-а…
Один из заключенных — бросается на ближайшего казака с заточкой. Но казак — успевает наклониться, а через секунду — заключенного валят на землю и начинают рвать две здоровенные, спущенные с поводка овчарки…
— Шевелись… черти…
— Господин исправник, этого куда?
— Подох?
— Нет, вроде.
— Кидайте в кузов. Господин судья разберется…
— Есть…
С лязгом захлопывается решетка, затем стальная дверь. Изнутри ручки нет, ручка — только у казаков…
— Все? Так… двенадцать заключенных передал. Извольте расписаться…
— Двенадцать принял. Где?
— А вот туточки… Вот и благодарю. С Богом…
С треском — заводится двигатель побитого Яга — наверное, армейское шасси, со службы списанное. Спереди и сзади — полицейские машины. Точнее впереди полицейский Интер, а сзади — настоящий открытый Додж с пулеметом на турели. Пулемет тоже списанный из армии, но надежный — старый Максим…
Кабина раскалена так, что не дохнешь. Сзади — раздается заунывное пение — нашиду[99] затянули твари обрезанные. Ничего… скоро им пеньковый галстук то затянут… недолго осталось…
— Поднажми… и так опаздываем…
— Зробымо…
Полицейский — водитель — снимает машину с ручника. С перегазовкой врубает первую, потом вторую. Под заунывный вой сирен — небольшой караван машин выкатывается за пределы охраняемой территории. Петляет меж уложенных елочкой бетонных блоков — надолбов. Грохочет кузовом на небольшом отвороте к тюрьме. И — выбирается на скоростное шоссе, Багдад — Дамаск. Шестиполосная бетонная магистраль, как из сна, белая стрела, разорвавшая пустыни и горы и связавшая раньше никогда не связанное. Ее строили североамериканские инженеры по своим спецификациям, потому что по климату САСШ и Ближний Восток во многом схожи. Благословенная земля, с которой можно снимать по три урожая в год, на которой если ставить завод — то нужен легкий ангар, а не капитальные кирпичные стены. Эти дороги — будущее этого края, возле них — будут и поля и заводы и селения. И через двадцать лет — эту глушь, в которой только и ценного что редкие пальмы, и сухие, выжженные солнцем после окончания сезона дождей покосы — будет не узнать…
А пока — дорога большей частью построена на будущее и машины на ней редки. Только вот новый Император, только взошедший на престол — сказал, что если мы что и будем строить — так только на будущее. Потому что будущее — за нами…
Полицейские машины — идут в два раза медленнее, чем могли бы. Посередине конвоя, спешит, хрустит шестеренками коробки — побитый Яг с зловещим, зарешеченным кузовом…
Затор… Видимо, только случилось — перекрывший две полосы грузовик, высокий, с высоким же кузовом. Возле него — армейский внедорожник…
— А… п…а их родила…
Не похоже, что бы военные занимались тем, что наводили порядок на дороге, скорее наоборот — они беспорядок поддерживают. Какое-то бестолковое суечение…
— Долбаки…
Полицейский исправник, истекающий потом — открывает дверь машины, чтобы выбраться из раскаленной кабины и навести порядок — но водитель, улучив момент, стреляет ему в спину из табельного нагана. И тут же прячется — массивный двигатель, из-за которого Яг называют «колуном» — отличная защита от автоматных пуль. С хрустом — осыпается выбитое лобовое стекло, впереди — грохочут несколько Дегтяревых. Головная полицейская машина уже изрешечена в дуршлаг, выбиты все стекла, лопнули передние шины, и теперь она стоит на ободах, пробитый радиатор шипит и плюется паром. Одна дверь открыта, виден убитый полицейский — он попытался выскочить, но не успел. А стрелять через стекло не сподобился, оттого и мертв теперь…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!